Список форумов » Общение на разные темы » Наше второе хобби

 


Начать новую тему Ответить на тему
Автор Сообщение
 Заголовок сообщения: Re: Александр Казанцев. *Фаэты*
СообщениеДобавлено: Пт 22 май, 2015 01:31
  

BARABA
Модератор
Модератор
Пользователь: #1668
Зарегистрирован: 2008-06-04
Сообщений: 10198
Откуда: Кузнечики, Юг Подольска!
Медали : 3
более 7 лет на форуме (1) Репутация 500 (1) Мероприятие 1 (1)


Пункты репутации: 1021
ранг 100ранг 100ранг 100ранг 100ранг 100ранг 100ранг 100ранг 100ранг 100ранг 100
ГЛАВА ВТОРАЯ. "ЧЕРНЫЙ ПРИНЦ"


Сотни миллионов людей во всем мире готовились смотреть по Всемирному
телевидению волнующие эпизоды исследования "Черного Принца".
Друзья Галактиона Александровича собрались у него на квартире. Теперь
он был уже профессором, членом-корреспондентом Академии наук СССР. Его
помощница Эльга Сергеевна, кандидат исторических наук, недавно вернулась из
летней археологической экспедиции. Она уже не первый год руководила ею (к
некоторому тайному раздражению профессора, который предпочел бы видеть Эльгу
всегда при себе).
С помощью Тани, приехавшей к сестре перед началом занятий в Томском
университете, Эльга Сергеевна ловко собирала на стол, звеня старинным
столовым серебром (иной сервировки профессор не признавал). Далька грустно
поглядывал на ее великолепную головку с эллинским узлом волос на затылке. Он
приехал в Академический городок после практики на крупной сибирской стройке,
где находился в связи с одним из своих бесчисленных проектов. Замыслы то
оттаивания сибирской вечной мерзлоты, то сооружения всесибирского
энергетического кольца ветроустановок, могущих заменить гидростанции, то еще
какой-нибудь не менее грандиозный проект так и не дали ему вовремя закончить
политехнический институт. Взятый им академический отпуск вызвал резкое
неодобрение старшего брата.
Профессорская квартира Галактиона Александровича казалась холодной и
неуютной, хотя в ней было немало редких коллекций. Но черепки и кости, хоть
и представляли научную ценность, все же мало украшали жилые комнаты. Однако
Галактион Александрович слишком уважал археологию, чтобы отказаться от
бесценных для него экспонатов, а Эльга Сергеевна сама пополняла его
коллекции. Тане и Дальке все это нравилось.
Лучшим украшением квартиры был великолепный телевизор. На его огромном,
почти киноэкране виднелось переданное прямо из космоса звездное небо.
До начала передачи остались считанные минуты.
- Не понимаю, как можно есть в такое время! - Таня отодвинула тарелку.
Даль покосился на нее. Как она изменилась! Куда делся "цыпленок цапли"?
Пожалуй, на коне тоже гарцевать может, как сестра. Эльга Сергеевна
по-прежнему была для него образцом совершенства.
Галактион Александрович, словно руководя тем, что появилось на экране,
веско сказал:
- Внимание. Сейчас мы убедимся, что это всего лишь приблудившийся
метеорит.
Голос диктора не поддержал Галактиона Александровича:
"Вы видите на своих экранах загадочный объект, получивший название
"Черного Принца". К сожалению, он вращается вокруг своей горизонтальной оси,
поэтому его форма как бы ускользает от ваших глаз. Предоставляем слово
космонавту Крутогорову, который видит сейчас объект со своего корабля.
Прошу, Георгий Петрович".



"С виду напоминает диск, - послышался чуть хрипловатый бас. - Конечно,
можно было запустить и диск. Даю телескопический объектив для телекамеры.
Как изображение?"
"Теперь тело виднее. Жаль, кувыркается".
На экране диск, серый с солнечной стороны и черный с теневой, медленно
опрокидывался. Он напоминал сплющенную лепешку.
- Это не осколочная форма! - воскликнул Даль. - Какой же это
приблудившийся метеорит? В природе таких тел не бывает.
- Почему же? - возразил Галактион Александрович. - Даже идеальные сферы
бывают. Планеты хотя бы.
- Они обретали форму в газообразном состоянии.
- Как знать. Единой точки зрения нет.
- Тише, сейчас скажут, - прошептала Таня.
"Мой корабль сближается с "Черным Принцем". Черный он только с теневой
стороны. Поверхность его словно изъедена песчинками. Космические пылинки,
что ли..."
- Если это не маскировка, - вставил Галактион Александрович.
Эльга укоризненно сощурилась на него.
- Я меняю свое мнение, - заявил профессор. - Очевидно, это не
естественное образование, а искусственное - времен "холодной войны" в
космосе.
- Я всегда думала о спутнике-шпионе, - кивнула Эльга Сергеевна.
- Вполне возможно, что его намеренно запустили в сторону, обратную
вращению Земли, чтобы труднее было обнаружить и обезвредить.
"Вот теперь, - слышался хрипловатый бас с экрана, - и вам хорошо видно,
что это металлический диск. Сейчас он находится от меня метрах в ста.
Постараюсь прыгнуть к нему. Скафандр уже на мне, телекамеру беру с собой,
чтобы и все зрители могли побывать со мной вместе внутри".
"Ты, Георгий Петрович, говоришь "внутри". Думаешь, там есть люк и он
для тебя открыт?" - спросил диктор.
"Люк не люк, а какое-то отверстие имеется. И оно, представьте себе, как
будто открыто".
- Конечно, - сказал Галактион Александрович. - Как же иначе их приборы
могли наблюдать Землю? Люк должен быть открыт.
- Неужели он прыгнет? А если оторвется, улетит в бездну? -
забеспокоилась Таня.
Космонавт, словно утешая ее, сказал:
"Я тут надежно закреплен канатиком, вроде бы нитью Ариадны. Прямо как в
древнем мифе. Если прыгну и промахнусь, то по фалу подтянусь".
- Как бы я хотел быть там! - вздохнул Далька.
- Да, обходятся без тебя, - притворно посочувствовал Галактион
Александрович.
"Внимание. Пробую прыгнуть", - предупредил космонавт.
На экране закрутились хороводом звезды, сливаясь светлыми кругами.
"Прошу простить, получил собственное вращение, - объяснил космонавт. -
Неуклюжесть".
Звезды на экране сменились сначала огромным горбом, потом белесым
морем, кое-где закрученным спиралями.
- Это Земля в объектив попала, - разъяснил Галактион Александрович. -
Облачный покров, циклоны в нем...
Космонавт справился с собственным вращением, и в объективе опять
появились звезды. Часть экрана закрыл быстро растущий в размерах диск. Диск
медленно поворачивался, на мгновение показав черневший в его центре круг.
"Немного промахнулся, - сообщил космонавт. - Удерживаюсь на канатике
чуть в стороне от диска. Сейчас мы к нему подплывем, подберемся... с помощью
ракетницы".
На экране на секунды возник ствол ракетницы, которую космонавт показал
зрителям, прежде чем ею воспользоваться. Потом диск, продолжая
опрокидываться, стал приближаться.
"Готов. Сейчас дотянусь до него рукой. Хлоп! Стукнулся. Пришвартовался.
Плохо видно? Слишком близко. Сейчас отрегулирую камеру. Лежу на поверхности,
если это можно назвать лежанием. Вроде мухи на потолке. Боюсь оттолкнуться.
Осторожно ползу. Поверхность шероховатая, будто нарочно сделанная".
- Я же говорил, - веско заметил Галактион Александрович. - Маскировка.
- А как же внутри? - спросила Таня.
"Сейчас обнаружим, что там внутри, - словно отвечая девушке, продолжал
космонавт. - Ползу к люку, направляю на него объектив. Вам должно быть
сейчас лучше видно, чем мне самому".
На экране трудно было что-либо разобрать, кроме освещенного
серебристого края черного отверстия.
"Георгий Петрович, ты бы света дал внутрь. Не разберем", - попросил
диктор.
"Есть дать свет. Жаль, солнечные лучи туда не попадают. Тут на солнце
про фонарик и забыл. Интересно все же, кто эту чертовщину сюда запустил?"
На экране вырисовалась внутренняя полость диска, освещенная космонавтом
через люк.
"Теперь забираемся вместе с вами, дорогие товарищи телезрители, внутрь
"Черного Принца".
- Ох, кому-то в мире сейчас не по себе, - заметила Эльга Сергеевна. -
Сейчас увидим и кинокамеры, и телевизионные установки заграничного
производства.
"Странно как-то! Не знаю, как вы там, на Земле, а я ничего не вижу.
Вроде пусто здесь. Зря гаечные ключи прихватил. Никакой аппаратуры.
Подождите. А это вот видите? Что-то чудное парит в невесомости и ни за что
не держится. Какие-то пирамиды и шарики. Вроде украшение какое-то.
"Покажи-ка нам его, Георгий Петрович, мы с тобой вместе посмотрим".
На экране виднелось странное сооружение, меньше всего похожее на
аппаратуру.
"Тут две такие штуковины. Я их сейчас свяжу и отправляюсь с трофеем
обратно на корабль. Пусть на Земле разберутся, что к чему".
- Что ж тут разбираться? - зевнул Галактион Александрович, с
наслаждением вытягивая ноги. - Все ясно. Настоящая аппаратура после
использования была выброшена в космос, а вместо нее остались эти муляжи,
которые должны убедить легковеров, вроде нашего Дальки, что это и есть
инопланетная аппаратура.
- Это очень остроумно, - заметила Эльга Сергеевна. - Но пока что не
подкреплено исследованием. - Ей хотелось заступиться за Дальку.
Далька благодарно взглянул на нее. Она отвернулась. Почему он со всеми
смелый, только не с ней?
На экране еще некоторое время виднелось странное сооружение, потом
снова появились звезды. Земля, покрытая облаками, и на фоне ее серебристый
корабль космонавта, куда он возвращался, осторожно выбирая удерживающий его
тросик.
"Диск заснят со всех сторон, - заканчивал Крутогоров репортаж. - Взята
проба металла, из которого он сделан".
"Итак, дорогие телезрители всего мира, мы вместе с вами участвовали в
разрешении загадки нашего космического века и как бы помогали Георгию
Петровичу, побывав вместе с ним внутри так называемого "Черного Принца",
несомненно искусственного космического сооружения, однако скорее всего
земного происхождения. Впрочем, не будем опережать событий. Ученые Земли
сумеют установить, какую находку удалось нам там сделать. Поблагодарим
Георгия Петровича Крутогорова за великолепно проведенную операцию в космосе
и доставленное всем нам волнение и наслаждение. Будем теперь с нетерпением
ждать благополучной посадки его корабля на нашу родную Землю. До свидания,
дорогие телезрители. Наша передача из космоса заканчивается".
Вероятно, всюду, во всем мире в эти минуты люди долго не могли
успокоиться уже после того, как погас экран телевизора.
- Я полечу в Москву, - заявил Даль.
- Зачем? - нахмурился Галактион.
- Принять участие в исследовании.
- Твое дело учиться. В Москве найдется кому определить, что за "муляжи"
были оставлены для легковерных в спутнике-шпионе.
- Я не хотела бы, чтобы это был спутник-шпион! - воскликнула Таня.
Далька одобрительно посмотрел на нее.
Эльга Сергеевна, выполняя роль хозяйки, предложила всем поужинать.
- А какая тогда была замечательная каша! - хитро улыбнулась Таня.
- Да, каша была на редкость пересоленной, - подтвердил Галактион
Александрович.


ГЛАВА ТРЕТЬЯ. НАХОДКА


День был пасмурный, но холодный, будто осень уже кончалась. Первые
ранние снежинки больно секли лицо.
Эльга и Галактион Александрович стояли на ветру перед зданием
аэровокзала. Из встречающих только их двоих выпустили на поле, чтобы
проследить за разгрузкой самолета.
- Эльга Сергеевна, - проникновенным голосом напутствовал ее Галактион
Александрович, - не знаю я другого такого педантичного и аккуратного
человека, как вы. Полагаю, что я не совершу ошибки, вверяя вам находку.
Передача ее нам на исследование после заключения военных экспертов -
величайшее доверие нашему научному центру, признание его универсальности.
- И вас лично, Галактион Александрович, - добавила Эльга.
- Обо мне надо говорить в последнюю очередь, - скромно отозвался
Галактион Александрович.
Самолет подруливал к аэровокзалу. Навстречу ему двигался самоходный
трап. Когда он пристроился к дверце, она открылась, Эльга ловко взбежала по
ступенькам. Ей навстречу торопливо спускался командир корабля.
Он повел девушку к багажному люку. Сюда уже подъехал грузовой
электрокар, а следом ехал знакомый Эльге Сергеевне старенький
"Москвичок"-фургон, давний ее спутник по степным экспедициям, свидетель
многих радостей и неудач.
Галактион Александрович нетерпеливо топтался у багажного люка и
нервничал, что долго нет Эльги. Без нее ему всегда бывало не по себе.
Она появилась вместе с командиром корабля и представила его профессору.
- Сотни тысяч тонн всякого добра перебросили, - сказал летчик, - а вот
такого груза еще не было. Доставили в полной сохранности, как хрусталь в
вате. Прошу подписать специальный актик. Передаю из рук в руки.
- Пожалуйста, осторожнее, -беспокоилась Эльга.
Рабочие аэропорта и так старались.
Бережно перенесли два ящика с надписями: "Осторожно" и "Верх" и
аккуратно поставили их в фургончик. "Москвичок" остановился рядом с
электрокаром.
- Совсем нетяжелые, - на прощание сказал усатый рабочий, которому
помогал паренек в ушанке. - Может, и для отгадки они вам пухом обернутся.
- Гагачьим, - заверила Эльга Сергеевна, улыбаясь.
Она забралась вместе с ящиками в фургон, а в переднюю кабину рядом с
шофером уселся Галактион Александрович.
Ящики перенесли в лабораторию профессора Петрова.
Эльга сама помогала их открывать, не переставая твердить об
осторожности. Кончилось тем, что она поранила о гвоздь палец и Таня завязала
ей его бинтом.
С того вечера, когда "Черный Принц" появился на экране, прошло всего
три дня, и Даль с Таней не успели уехать. Поэтому Далька использовался в
лаборатории в качестве подсобной рабочей силы, а Таня была восторженной
зрительницей.
Странное сооружение из конусов, кубов и сфер, на которое так недавно
затаив дыхание смотрел весь мир, теперь извлекли из самых обыкновенных
земных стружек. Чья-то добрая душа не поскупилась на них в Москве.
- Сколько сору! - сокрушалась Эльга Сергеевна, очищая объект от сухих
стружек.
Таня вызвалась было помогать сестре, но та расставила руки, как наседка
крылья, защищая свое сокровище. Тогда Таня стала подметать пол.
- Галька, позволь мне, пока я не уехал, участвовать в твоем
исследовании, - попросил Далька, назвав брата детским именем; когда-то много
лет назад их звали Галька и Далька.
- Нет, - отрезал Галактион Александрович. - Это не развлечение для
любителей диковинного. Это серьезное научное задание, которое признано
выполнимым для руководимого мной центра.
- Ну я тебя очень прошу, - настаивал Даль.
- Отстань, умоляю, - поморщился, как от зубной боли, профессор. - Эльга
Сергеевна, - обратился он к помощнице, - сейчас уже поздно. Прошу вас взять
ключ от лаборатории с собой. К работе приступим завтра. Как известно, утром
ум мудрее.
Обиженный Даль решил принять собственные меры.
По дороге домой он уговорил Таню стащить ключ от лаборатории из сумки,
которую сестра дала нести ей. Они еще сегодня вечером, раньше всех
рассмотрят диковинку. А профессор пусть накапливает мудрость к утру.
Девушка сразу согласилась, немалую роль здесь играло то, что это
предложение исходило от Даля.
Тане без труда удалось выполнить щекотливое поручение. Эльга Сергеевна,
как вполне сложившийся ученый, была рассеянна и так и не взяла у сестры
сумку с ключом.
Таня украдкой позвонила Дальке по телефону и назначила ему "свидание
под часами".
Она пришла точно в условленное место, и они сразу же направились к
корпусу научного центра.
Археология - наука мирная. Никакой вооруженной охраны научного центра
не положено. Правда, в вестибюле всегда сидела вахтерша. Сегодня дежурила
старая, очень полная женщина с седеющими усиками. Она удивленно встретила
молодых людей, которые совсем недавно ушли отсюда вместе с самим профессором
Галактионом Александровичем и "Ольгой Сергеевной".
- Неужто уже нынче станут допытываться? - удивилась старуха.
- Где ж тут утерпеть! - многозначительно изрек Далька.
- Видать, что не терпится, что вперед старших прибежали. Пустить-то
куда мне вас? Некуда. От лаборатории ключ Ольга Сергеевна с собой забрали.
- Ну, бабушка, что вы! - взмолилась Таня. - На улице такой холод.
- Да, погодка в аккурат по прогнозу или по стариковскому определению. У
меня давеча спина показывала. Куда вас пустить-то? Да хоть в профессорский
кабинет. Ключ от него завсегда на доске висит. Только зарок. Сидеть там
смирно, старших поджидать.
Грузно переваливаясь с ноги на ногу, она повела их по коридору мимо
заветной двери в лабораторию.
Таня и Даль переглядывались и с трудом сдерживали смех.
Свой кабинет профессор Петров называл "лавкой древностей". В другой раз
Далька, как всегда, заинтересовался бы тем, что лежало под стеклом витрин,
но сейчас еле сдерживал себя, прислуживаясь к удаляющимся шагам вахтерши.
Потом высунулся в приоткрытую дверь и сделал Тане знак.
На цыпочках они перебежали коридор.
- А вдруг я не тот ключ взяла? - прошептала Таня. - Там еще два были на
колечке.
Но дверь лаборатории открылась. Все было как час назад, когда ученые
вместе с Далькой и Таней уходили отсюда. И заметенная в кучу стружка
осталась на том же месте, и диковинки - на столе.
Даль ринулся к ним.
- Осторожно! - голосом Эльги предупредила Таня и сощурилась совсем как
старшая сестра.
Далька даже вздрогнул от неожиданности, но потом сердито отмахнулся. Он
ощупывал странную аппаратуру, стараясь определить: металл это, дерево или
пластмасса? И ничего не определил.
- Чудно, - заметил он и добавил: - Так и должно быть, если
инопланетяне.
- Ой, как здорово! - прошептала Таня уже собственным голосом.
- Геометрия! Это факт. Все ждали от инопланетян доказательства теоремы
Пифагора, а тут целый выводок стереометрии. Разве это не проявление мысли?
Как бы не так! Геометрические фигуры не зря были известны им.
- Кому?
- Фу-ты! Инопланетянам, конечно!
- А что эти фигурки означают?
- Эксперты дали заключение, что они не имеют никакого отношения к тому,
что может измерять, наблюдать, запечатлевать, излучать или передавать по
радио, - словом, сочли фигуры просто символами. Внутрь фигурок проникать не
стали, оставили это археологам. Теперь профессор Петров будет их распиливать
или не знаю еще что... Он уже все решил. Для него загадки нет.
- А для тебя?
- Тут не задачка "мат в два хода", даже не шахматный этюд. А ты чего
дрожишь? Трусишь?
- Нет. Холодно.
- Обычное дело. Осень. На дворе скоро снег выпадет, а срок включения
отопления не настал. Инструкция!
- Какие они красивые! - восхищалась Таня, гладя руками геометрические
формы. - Кто их сделал? Может, им тоже холодно? - И она попыталась ладонями
согреть приглянувшийся ей куб.
- Стой! Стой! - сипло воскликнул Далька. - Или чудится мне? А ну грей
его, грей!
- Я подую. Можно? - И Таня стала отогревать куб дыханием.
А Далька вперил взгляд в одну из сторон куба, на которой словно
проступили какие-то тени, только светлые, как иней на стекле в морозный
день.
- Ну, Танька, держись! Кажется, мы с тобой... - Он даже не мог
договорить.
Они стали вдвоем греть куб, вместе дышали на него. И так увлеклись, что
не заметили, как поцеловались.
Далька выскочил из лаборатории как ошпаренный и помчался по коридору. У
Тани кружилась голова. Наверное, думала она, Далька ощущает то же самое.
Увы! Он, оказывается, бегал к вахтерше за спичками. Таня обиженно
отвернулась к окну.
- Эй, цыпленок цапли! - позвал ее Далька. - Давай гляди на этот куб:
увидишь что - крикни.
И Даль стал жечь спички одну за другой, нагревая куб, сблизивший их с
Таней.
- Вижу, - перехваченным от волнения голосом вдруг выговорила Таня.
- Чего видишь?
- Человека.
- Какого там человека? Что еще выдумала? А ну, пожги спички, я сам
полюбуюсь.
Девушка послушно поменялась с Далькой местами.
Потому ли, что она более аккуратно нагревала спичками куб или он успел
нагреться, как того требовалось, но в лаборатории послышался тихий
прерывающийся, но явственный звук.
Далька огляделся по сторонам и увидел на соседнем столе древнюю маску.
Такие делали когда-то сибиряки для вторичного захоронения умершего (его
останки переносили из леса, где он покоился на дереве, в родовую могилу).
Далю показалось, что маска что-то говорит ему...
На самом деле "заговорил? аппарат из кубов и конусов. Звук становился
все отчетливее, ритмично повторяясь, а на стороне куба все отчетливее
становилось изображение... человека! И тут в лабораторию, задыхаясь от гнева
и бега, ворвались Галактион Александрович и Эльга Сергеевна.
- Что вы тут делаете?
- Что за безобразие!
Таня уронила спички и растерянно пролепетала:
- Что делали? Ничего... Честное слово, целовались, и только...
- А это? - крикнул Галактион Александрович, указывая на обгоревшие
спички и закоптившийся куб.
- Целовались? Выбрано замечательное время и место для поцелуев! -
процедила сквозь зубы Эльга, презрительно посмотрев на Дальку. (Еще
осмеливался писать ей сумасшедшие письма. А она-то их хранила!)
- Прощу простить, - хриплым, сразу осевшим (и потому напоминавшим
космонавта Крутогорова) голосом произнес Даль. - Прошу простить. Тут дело
хитрое. Посмотрите-ка сюда, на этот экранчик на кубике. Не хуже
телевизионного. Дай мне свою знаменитую газовую зажигалку, Галь.
- Нечего портить объект, - отступил Галактион Александрович.
- Не портить, а исследовать. Не бойся, не пожалеешь. Это же эксперимент
в твоей лаборатории. Ты ведь даже резать собирался, не только греть. Отчет
напишешь. Статью в "Доклады".
Галактион Александрович возмущенно пожал плечами, вынул зажигалку, но,
прежде чем отдать ее брату, раскурил свою неизменную трубку, которая, как он
считал, украшала его. Он старался сдержать себя, как подобало солидному
ученому, но не мог устоять на месте, расхаживал около стола с объектом и
сердито извергал клубы дыма. Даль поднес вспыхнувшее пламя к заветному кубу,
который они вместе с Таней отогревали.
Профессор, резко повернувшись от двери к столу, воскликнул:
- Ве-ли-ко-лепно!
Ничто не могло так поразить Эльгу Сергеевну, как это признание всегда
непоколебимого шефа. Но она плохо знала его.
- Великолепное подтверждение моей правоты!
- Что ты узрел, Галь? - поинтересовался Далька.
- Ми-сти-фи-ка-цию! Заумную и неумную мистификацию, которую не
поленились подготовить те, кто решил ввести в заблуждение весь мир.
- Что ж, по-твоему, "Черный Принц" не творение разума?
- Напротив. Несомненное творение разума, но только земного, что я и
постараюсь доказать самым доскональным исследованием.
- Ты так уверен, что земного?
- Бесспорно, ибо у науки пока нет никаких оснований полагать, что разум
существует еще где-либо, кроме Земли.
Даль, опустив руки, с немым укором смотрел на брата, самоуверенно
дымившего трубкой и вещавшего непреложные истины.
Эльга Сергеевна, воспитанная в почитании авторитетов, в числе которых
был и профессор Петров, преданно смотрела на него, стараясь, чтобы Далька
заметил это.
Таня отвернулась. Ей вдруг стало так обидно, что она боялась
расплакаться.



ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. МИСТИФИКАЦИЯ


Когда поздно ночью братья вернулись домой, Галактион Александрович,
сердито пыхтя трубкой, расхаживал по кабинету и отчитывал Дальку:
- Мало того, что ты легкомыслен и упрям, только этим я могу объяснить
твою бездумную выходку с ключом и спичками, вдобавок ты еще и лишен всякой
политической прозорливости. Не хочешь видеть пружин, движущих политическую
жизнь на Западе.
- Какие уж там пружины, - усмехнулся Далька. - Здесь механизмы хитрее.
Нашим специалистам по полупроводникам стоит разобраться.
- Прежде всего разберемся мы, археологи. Археология ныне включает в
себя все науки! Ты правильно вспомнил о полупроводниках. Уже в наше время
нет ничего невозможного в создании звучащего и показывающего под влиянием
местного нагрева устройства. Прискорбно, что зарубежные достижения в этой
области опять-таки были использованы для дезинформации.
- А тебе не кажется, Галь, что аппарат с нагреваемым кубом нечто вроде
фонетического словаря? Каждому изображению должен соответствовать звук
неведомого языка?
- Пока что мы слышали один прерывистый свист и видели одно изображение.
Притом не какого-нибудь неведомого существа, а человека. Мистификаторов
прежде всего должно упрекнуть в отсутствии фантазии. Неужели не могли
нарисовать вместо банального человека какое-нибудь чудовище?
- Я все время думаю: надо найти такое переключение, чтобы появился
другой звук и другое, соответствующее ему изображение.
- Мне уже доводилось говорить тебе о воображении и мнимой
действительности.
- А я все-таки... - начал было Даль, но рассерженный Галактион
Александрович объявил, что настало наконец время и для сна, и ушел в свою
комнату.
Утром Галактион Александрович был удивлен, что Далька не увязался с ним
в лабораторию. Профессор зашел за Эльгой Сергеевной, жившей в соседнем доме,
чтобы вместе с нею пойти в научный центр. Ключ от лаборатории был у нее.
Смущенная Таня на мгновение выскочила в переднюю, где, не раздеваясь,
дожидался со шляпой в руке Галактион Александрович. Она простилась с ним,
потому что сегодня уезжала в Томск, и извинилась за вчерашнее. Ей очень
хотелось спросить о Дальке, но она так и не решилась.
... Даль вышел из дома раньше брата и отправился прямо в
Кибернетический центр к академику Леониду Сергеевичу Песцову.
Леонид Сергеевич Песцов был замечательный человек, ученый нового типа.
Еще не старый, статный, высокий, спортивного склада, прекрасный теннисист и
шахматист, великолепно знающий художественную литературу - так говорили о
нем. Шестнадцати лет он поступил в университет, в двадцать лет стал
кандидатом наук, а двадцати восьми - избран академиком. Ныне же он был
удостоен множества научных премий и наград.
Академик Песцов был прост и доступен для всех. Ничего не стоило попасть
к нему в кабинет. Не было ни секретаря, ни вахтера. Он радушно встал
навстречу Дальке, оказавшись едва ли не на голову выше его.
- Петров? Петровых на свете много. Уж не брат ли нашего профессора
Петрова Галактиона Александровича?
- Брат, - усмехнулся Даль, - в порядке полной противоположности.
- Полной противоположности? - переспросил академик, усаживая гостя. -
Это уже интересно. Тоже археолог? Историк?
- Пока все еще студент - томский политехник.
- Томский политехнический? Прекрасный вуз! Кузница выдающихся людей, в
частности, в области кибернетики и математики.
- Вот насчет кибернетики я к вам и пришел.
- Будущая специальность? - испытующе посмотрел Песцов.
- Совсем нет. Сам еще не знаю, что буду сооружать. Мечтаю переделывать
Землю. На слой вечной мерзлоты, покушаюсь.
- Славно. В глобальном, значит, масштабе? А кибернетика тут при чем?
- Я хотел спросить, Леонид Сергеевич, можно ли создать такой
кибернетический словарь, чтобы он произносил слово и воспроизводил на экране
его понятие?
- Отчего же нельзя? Можно. Только зачем?
- Это другой разговор. Скажем, для того, чтобы ввести в заблуждение
весь мир. Придумать неведомый язык и изобразить его слова на экране
электронного словаря. Или... если такой словарь имеется, то может ли ваша
кибернетическая машина, пользуясь этим словарем, перевести на русский язык
рассказ, произнесенный чужой машиной на чужом языке?
- Что-то я вас не пойму, дорогой глобальный преобразователь. Вообще
машинные переводы возможны, но...
- Вы знаете, конечно, что к вам сюда прислали найденные в "Черном
Принце" муляжи, оставленные там для дезинформации.
- Ну, ну, допустим.
- Мне вчера случайно удалось выяснить, что дезинформация зашла так
далеко, что мистификаторы, как говорит мой брат, профессор Петров, сделали
не картонные, а кибернетические муляжи, даже говорящие и показывающие.
- Любопытственно. Предание свеженькое, но... с душком. Не так давно
привелось мне видеть фотографии современного "неандертальца", снятого на
кинопленку на севере Калифорнии, так называемого бигфута - "большеногого" в
русском переводе. Его след вдвое больше нормального человеческого.
Восьмидесятый размер! Экспертам из Голливуда был задан вопрос: можно ли
сделать комбинированные съемки, чтобы получить на кинопленке существо в два
с половиной метра ростом, первобытную такую девицу в шерсти, идущую по лесу
легкой походкой с раскачиванием быстрее олимпийских бегунов? Голливудские
эксперты ответили, что сделать такой кинотрюк можно... за два миллиона
долларов. Недурно? И что же? Американцев, в том числе и многих ученых, это
вполне удовлетворило. Они рассудили, что не найдется безумца (или
бизнесмена), который решился бы ухлопать такую уйму денег, чтобы сделать
кинотрюк во имя легкой мистификации. Вы тоже упомянули о мистификации...
- Это не я. Это брат Галактион.
- Сомнительно, чтобы кому-то, даже генералам Пентагона, взбрело в
голову пускать деньги в данном случае уже "на солнечный ветер", чтобы
пощекотать любопытство тех, кто доберется в космосе до труднодостижимого
аппарата.
- Я тоже так думаю. Потому и пришел к вам. Заберите, Леонид Сергеевич,
космическую находку от археологов к себе. Ведь ваша кибернетика все может!
Академик улыбнулся хитроватой мальчишеской улыбкой и, соединив руки,
стал крутить большими пальцами.
- Кибернетика, конечно, многое может, в отличие от тех, кто ею
повелевает. В шахматы машина может сыграть. Руководитель машины тоже, притом
не лучше ее. Музыку машина сочиняет. Приходилось слышать?
- Не нравится. Нечто средневековое.
- Простенькое, хотите сказать. Так это от программы зависит. Что в нее
заложить, то и прозвучит после чисто математического комбинирования. Вот
стихи могу прочесть. Недавно "наша" сочинила (по нашей указке).
Первая зелень пробилась до сроков,
Бухли стволы, наливались соком.
В воздухе пахло промокшей корою,
Где-то весна брела стороною.
Академик встал, прошелся к окну и обратно.
- Каково? Знаю, знаю. Скажете, что здесь информации больше, чем
поэтических чувств. Я согласен с вами. Думаю, что я сам, руководитель
машины, стихи лучше напишу, в особенности для прекрасных дам, если снова
увлекусь. Бывает. Одно такое увлечение у меня печально кончилось.
Кибернетика подвела. Влюбился я на старости лет в молодую даму, сочинявшую
пьесы. Чехова помните? Принесла она мне, как знатоку научных кругов, свою
новую драму из научной жизни. А я возьми да и передай эту пьесу для анализа
своей электронно-вычислительной, той самой, которая расшифровала
письменность майя за сорок восемь часов. И дал я ей всего-навсего только
список действующих лиц. Думаю, догадается или нет, шельма (это я про
машину!), каков будет сюжет, какими окажутся герои? И что бы вы думали?
Точно указала, кто будет хорошим, кто плохим, когда доцент обманет
студентку, когда благородный профессор вмешается и все кончится
благополучно. Сами понимаете, что для меня это благополучно не кончилось.
Так в холостяках и хожу. Есть случаи, когда у машин возможности больше, чем
у их руководителей. Вот и теперь... Никак нельзя мне вмешиваться в
археологические дела. Научная этика! Не поддается математическому анализу. А
вот машина не задумалась бы...
- А если Галактион к вам обратится?
- Тогда другое дело. Так как говорите? Первому звуку соответствовало
изображение человека?
- Похоже на человечка, - подтвердил Даль.
- Думаю, что это был не человек, хотя и похож. И звук означал совсем
другое слово.
- А какое?
- Фаэт, например.
- Фаэт? - изумился Далька, подозревая очередную озорную шутку
академика.
Но тот говорил вполне серьезно:
- Была, говорят, такая планета Фаэтон миллион лет назад, а может, и
больше. На месте ее орбиты теперь остались в виде сплошного кольца
астероиды, малые космические тела осколочной формы. Некоторые считают их
обломками погибшей планеты. Меня всегда занимала проблема этой катастрофы.
Чтобы объяснить все ее особенности, в частности, почему осколки планеты
остались на ее прежней орбите, а не разлетелись, как полагалось бы при
взрыве или столкновении с посторонним телом, пришлось допустить возможность
взрыва водной оболочки планеты. Кстати, есть физики, которые в отличие от
других своих коллег это допускают. И допускал это даже такой корифей, как
Нильс Бор. А если это могло быть так, то свести концы с концами возможно
лишь при помощи вмешательства разума (или безумия!). Словом, нельзя
исключить развитие и гибель цивилизации на Фаэтоне в ядерной катастрофе,
вызванной войной. Математически, если говорить о теории вероятности, это
возможно. Очевидно, не все цивилизации Вселенной способны пройти ядерный
порог развития. И тогда появление около Земли искусственного спутника -
аппарата фаэтов, названного у нас "Черным Принцем", с посланием нам,
землянам, не может удивить подлинного ученого.
- Тогда как же вы можете сидеть спокойно, если аппарат фаэтов, как вы
сказали, находится рядом с вами?
Академик развел руками и улыбнулся.
- Слабы мы, человеки, опутаны сетью условностей.
- А если брат все-таки обратится к вам? Я добьюсь этого.
- Вот тогда будет настоящее дело. Но не простое. Хватит работы и нам,
кибернетикам, и лингвистам. Перевести отвлеченные понятия, неведомо как
изображенные на экране вашего "кибернетического словаря", как вы себе его
представили, будет труднее всего. Лингвисты, может быть, отступят, но только
не мы, математики. Хотя и нам есть перед чем спасовать.
- Перед чем?
- Чтобы расшифровать изображение, сопоставляя его со звуками, надо эти
звуки слышать. А машины наши хоть и грамотные, зрячие, но пока еще глухие.
Мы только еще начинаем учить их пользоваться слухом, принимать информацию на
слух. А у вас, вернее, у всех нас, как я понимаю, дело не терпит.
- Значит, нужен энтузиаст, который отдаст свой слух машине, который
вместе с ней, при ее помощи, изучит чужой язык и потом прослушает и
переведет для людей чужепланетное послание.
- Вот тут вы правы. Даль Александрович. Такой человек нужен. Будь я
помоложе и не так загружен...
- Я моложе. И я не так загружен.
Академик внимательно посмотрел на лохматого юношу, словно приценивался.
- А как же институт?
- Я возьму академический отпуск на год, на два...
Раздался телефонный звонок.
Песцов снял трубку. Далька было вскочил, но академик движением руки
усадил его на место:
- Да, Галактион Александрович, здравствуйте! Рад вас слышать, ждал
вашего звонка. Почему ждал? Ну как вам сказать. Хоть возможности вашего
центра огромны и всесторонни, все же всем нам не терпится прикоснуться к
вашему сокровищу... Конечно, конечно, можете рассчитывать. Вся наша
электроника включится. И не только техника... Хорошо, я приду к вам.
Песцов откинулся в кресле:
- Ну, дорогой мой Даль Александрович, брат ваш прежде всего ученый. А
вы оформляйте свой академический отпуск. Я напишу ходатайство. Сколько вам
времени для этого понадобится? Имейте в виду, что у нас, у кибернетиков,
время исчисляется не неделями, не днями, а часами и минутами, а чаще
секундами.
- Я только на вокзал сбегаю. Девушку провожу. Она и отвезет в Томск мое
заявление.
- Девушку? Это хорошо. А я пойду к археологам. Не терпится, признаться.
Узнав о том, что брат не намерен возвращаться в институт, Галактион
Александрович был вне себя от возмущения.
Когда же выяснилось, что Даль решил с помощью кибернетиков изучить язык
фаэтов, (какое невиданное легкомыслие, мнимость действительности!) профессор
просто рассердился на брата, он интуитивно почувствовал в нем противника,
решающегося противостоять ему на пути ортодоксальной науки, подменяя ее
спекулятивными сенсациями!
Даль мужественно вынес разнос, но твердо остался при своем мнении.
Академика Песцова и его фаэтов он не выдал.
В сердцах брат даже отказал брату в гостеприимстве.
Узнав об этом, Леонид Сергеевич, которому Далька приглянулся, предложил
ему жить у себя. Однако Галактион Александрович спохватился и такого
скандала не допустил. Он слишком высоко ценил приличия.
Себя он успокоил тем, что язык фаэтов и есть тот язык мистификаторов,
которые заложили его в свое нелепое сооружение в космосе. По-своему он тоже
был человеком убежденным и принципиальным.

_________________
Братство Б.У.Х.О.Л.О.Г.И.
"Всякий слышит лишь то, что понимает". ПЛАВТ, (III в. до н.э.)
"... и тот, у кого нет меча, пусть продаст свою одежду и купит меч" Евангелие от Луки


          Вернуться наверх  
 
 Заголовок сообщения: Re: Александр Казанцев. *Фаэты*
СообщениеДобавлено: Пт 22 май, 2015 09:48
  

BARABA
Модератор
Модератор
Пользователь: #1668
Зарегистрирован: 2008-06-04
Сообщений: 10198
Откуда: Кузнечики, Юг Подольска!
Медали : 3
более 7 лет на форуме (1) Репутация 500 (1) Мероприятие 1 (1)


Пункты репутации: 1021
ранг 100ранг 100ранг 100ранг 100ранг 100ранг 100ранг 100ранг 100ранг 100ранг 100
ГЛАВА ПЯТАЯ. СВАДЕБНЫЙ ПОДАРОК


- Не Обь, а сибирская Амазонка! - сказал академик Песцов, берясь за
весла. - Нет в Европе таких рек, как великие сибирские! Это про них Гоголь
должен был сказать: редкая птица долетит до середины, крылья устанут. А
пловцу переплыть этакую ширь - подвиг зрелости!
Далька, тоже сидя на веслах, оглянулся через плечо: берег чуть ли не на
самом горизонте.
- Еще чуть подальше - и была бы не река, а море, - словно угадав его
мысли, сказала с кормы Таня.
Леонид Сергеевич, смеясь, назвал ее кормщиком-надсмотрщиком, на счастье
гребцам, утопившим свой бич.
Потом гикнул по-разбойничьи, и они вместе с Далькой налегли на весла.
Лодка ходко пошла от берега, забирая против течения. Она была украшена
цветами и кедровыми ветками, которые привезли с таежной заимки родители
Галактиона Александровича и Эльги Сергеевны. Сами они плыли во второй лодке,
в "челне предков", по определению того же Песцова. Челном управляла,
подгребая кормовым веслом, бабка Анисья, не признававшая руля. Она уже не
работала вахтершей у профессора Петрова, ушла на пенсию, но привязанность к
"Ольге Сергеевне" сохранила. Называла она себя пельменных дел мастерицей, и
в ногах у нее стоял огромный термос-камера ведра на два с замороженными
пельменями, которые по ее рецепту все скопом готовили два дня.
Ее внук Ваня Крутых сидел за рулем третьей лодки, где разместились
научные сотрудники археологического и кибернетического центров.
Галактион Александрович и Эльга Сергеевна, как и подобало молодоженам в
такой день, сидели рядом в первой лодке на носовой скамейке, смотря на
отодвигавшийся городской берег.
Чтобы "слушать реку", на этот раз отказались от моторок. Никакого шума
- торжественная тишина! Доносившиеся по воде звуки и всплески весел только
подчеркивали чуткую тишь.
Таня приехала на свадьбу сестры сразу после окончания университета. Она
вглядывалась в напряженное лицо Дальки. Как он изменился: губы крепко сжаты,
глаза какие-то пронзительные, брови чуть ли не срослись. На нее смотрит, а
видит ли? Она была права. Даль смотрел на Таню, а видел Эльгу. Укоризненный
взор девушки вернул его к действительности. Вот Танька молодец, успела
закончить университет - молодой историк! А он так и застрял на четвертом
курсе политехнического. Положим, не зря застрял... А чего это стоило?
С помощью кибернетики он стал овладевать мертвым языком, который, что
бы ни говорил Галактион, не мог быть выдуман из озорства или злобного
умысла. И Эльге первой прошептал Даль выученные им еще в первые месяцы
работы странные слова и даже продемонстрировал, как звучит во втором
аппарате длинное повествование на этом ярком и трудном языке. Одному Дальке
его не одолеть! Вот если бы Эльга согласилась...
Бесхитростный расчет Дальки был прост. Он хотел вместе с Эльгой зубрить
неведомые слова, всегда быть с ней рядом и говорить между собой на их
собственном "тайном языке".
Но Эльга не без ехидства напомнила ему про поцелуйчики и Таню. Это было
несправедливо! Он только раз поцеловал девушку, да и то случайно! Даль
вспылил, а Эльга холодно заявила, что не может служить антинаучным целям,
как бы красочно они ни выглядели. У Галактиона Александровича уже сложилось
определенное мнение о муляжах из космоса, а она выбрала себе путь в науке
рядом с ним.
Оказывается, не только в науке! И даже в жизни! Значит, неверно понял
Даль многоречивые взгляды ее прищуренных глаз!
Но не только Даль, никто на свете не догадывался о сокровенной тайне
гордой Эльги, не знало ее слезах и мучениях. После "измены" Дальки, который
писал ей сумасшедшие письма, а сам целовался с Таней, Эльга решила жестоко
отплатить ему. Однако все выжидала. А Даль, как она решила, прикидывался,
будто ничего особенного не произошло! Увлекся языком фаэтов и даже Эльгу
старался склонить к его изучению. Совсем другого ждала она от него.
Так он и не раскаялся и не сказал Эльге самого главного. К
подчеркнутому вниманию Эльги к своему шефу - профессору Петрову - Даль
отнесся, казалось бы, совершенно равнодушно. Этого Эльга простить не могла.
Скрытная и гордая, она носила все это глубоко в себе, а потом вдруг
согласилась выйти замуж за Галактиона Александровича.
Ревность ослепила ее, заставила решиться на непоправимое. Не знала она
жизни! Не знала, что ревность еще никогда и никому не принесла счастья.
Даль, узнав о решении Эльги, "открыл себе глаза и закрыл душу",
замкнулся и целиком ушел в мертвый язык, "квазиэсперанто" (придуманный, но
не международный), как назвал его Галактион Александрович. Только академик
Песцов внимательно следил за усилиями Дальки и даже знал несколько фраз
фаэтов. Ему прямо с голоса диковинного аппарата Даль переводил записанный
для землян рассказ.
Охотник до всяких сюрпризов. Песцов согласился на озорной замысел
Дальки и греб теперь вместе с ним на свадебной лодке.
Следом скользил "челн предков". На веслах в нем сидели: отец Галактиона
Александровича, проректор Томского политехнического института Александр
Анисимович Петров, нестареющий властный крепыш с бритой головой и живыми
глазами, отличавшийся несгибаемой волей старшего сына и энергией младшего, и
отец Эльги Сергеевны - Сергей Борисович Веденец, редактор газеты "Красное
знамя", по сравнению с проректором человек умеренный, но умевший видеть все
с неожиданной стороны. У него была невероятно густая копна волос и
кривоватый, длинный нос. Их жены сидели рядом: детский врач Агния Елисеевна
Петрова, статная, стареющая красавица, с усталым лицом, и Раиса Афанасьевна
Веденец, суетливая полная дама, прежде работавшая у мужа в редакции, а потом
воспитавшая трех дочерей и теперь мечтавшая о внуках.
Наконец добрались до низкого берега. Ближе к воде росли кусты, а дальше
виднелась березовая роща. Там среди прозрачных белых стволов и должно было
состояться свадебное пиршество.
Ваня и Даль потащили за дужки термос-камеру, а бабка Анисья шла за
ними, переваливаясь с ноги на ногу, и причитала:
- Пошто не в ногу шагаете? В аккурат высыплете мне пельмени!
В березняке уже горел костер, разведенный приехавшими раньше зваными
гостями, почтенными учеными людьми.
Бабка Анисья забраковала костер: на нем котел не вскипятишь. А
разгораться костер не хотел. Нетерпеливая молодежь предлагала плеснуть в
него бензину, но катер давно ушел, и бензина, к счастью, не было. Эльга,
привыкшая к полевой жизни, могла бы мигом все наладить, но ей, как невесте,
не позволяли ничего делать, она болезненно морщилась. Галактион
Александрович ревниво следил за выражением ее лица и был недоволен тем, что
она сердится.
Наконец бабка Анисья с помощью Вани и Даля все-таки развела костер. В
котле уже закипала вода.
Все расположились на траве вокруг расстеленной скатерти. Многим сидеть
на земле было непривычно и неудобно, но именно они больше всего смеялись,
уверяя, что устроились чудесно.
Наконец вода в котле окончательно закипела, и бабка Анисья,
священнодействуя, стала опускать в него замороженные пельмени, фарш для
которых приготовлялся не в мясорубках, а мясо рубили сечками в корытцах.
Говядины и свинины было поровну, а баранины добавлялось две трети от
говядины. И еще - мускатных орехов и всяких специй по дедовским рецептам.
Пока пельмени всплывали, мужчины наполнили чарки и подняли их за
счастье молодых. Первый раз закричали:
- Горько!
Эльга смотрела в землю и никак не желала подчиниться древнему обычаю.
Но ей пришлось уступить.
Громче всех кричал "горько" Далька. Она это заметила. Таня тоже...
Потом Таня сбивалась с ног, обнося всех тарелками с дымящимися
пельменями, которые бабка Анисья с пришептыванием вылавливала из котла
шумовкой.
-- Еще порцию позвольте.
- Хотите соус кетчуп? Или со сметанцей?
- Ай да бабка Анисья! Ну и мастерица! Чуть язык не проглотил!
Пельмени полагалось есть не досыта, а до отвала.
Когда стали пробовать петь, бабка Анисья сделала знак Тане, что нужно
сделать перерыв.
- Пусть осядут маленько, - сказала она, имея в виду пельмени в
желудках.
Тут поднялся Далька.
- Все одарили молодых, кто чем мог, - начал он. - Надо и мне
преподнести свадебный подарок.
- Зачем же его сюда тащить? - спросил Галактион Александрович. - Можно
и дома...
- Мой подарок невесомый, хотя, может быть, и весит необычайно много.
- Загадки? - спросил Ваня Крутых.
- Дозволь мне в подарок новобрачным, которых объединяет не только
супружество, но и общая научная работа, преподнести перевод на русский язык
послания инопланетян, оставленного в глубокой древности для людей в
космическом аппарате "Черный Принц".
- Это уже не загадки, а шутки, - нахмурился Галактион Александрович.
- Вы послушайте, - посоветовал академик Песцов.
Гости перестали звенеть вилками и ложками, приготовились к забавному
розыгрышу.
Но Даль был серьезен. Впрочем, так и требовалось при розыгрыше.
- Космический аппарат был оставлен в космосе более десяти тысяч лет
назад марсианами, которые перед тем посылали на Землю Миссию Разума,-
объявил он.
- Здоровье марсиан! - крикнул Ваня Крутых, поднимая чарку.
На него зашикали.
- Миссия Разума возглавлялась марсианином, носившим имя Инко Тихий. На
Земле его называли Кетсалькоатлем, а потом Кон-Тики.
- Ну, знаете ли, это даже не остроумно! - задохнулся от возмущения
Галактион Александрович.
Эльга щурилась на Дальку, словно изучая его или прикидывая, на что еще
способна его фантазия. Таня слушала с открытым ртом. Леонид Сергеевич
попросил пельменей. Остальные гости начинали прислушиваться.
- Пусть то, что я сообщаю сейчас, ляжет первым камнем в фундамент новой
науки космической археологии, которая была заложена в лаборатории профессора
Петрова, куда доставили найденные в "Черном Принце" аппараты!
- Кто их там оставил и для какой цели? Кон-Тики, что ли? -
поинтересовался Веденец.
- Нет, очевидно, уже не Кон-Тики. "Черный Принц" был оставлен позже,
для того чтобы сообщить о Миссии Разума, возглавлявшейся Кон-Тики в пору
захвата Землей Луны.
- Час от часу не легче, - вздохнул Галактион Александрович. - О каких
марсианах можно говорить всерьез, если все посещения Марса автоматическими
станциями и космонавтами говорят о том, что на этой планете, чахлой и
скупой, нет никаких разумных существ или их следов? Там даже кислорода нет,
чтобы им дышать. И о каком захвате Луны можно говорить, если математики
доказали, что она не могла быть захваченной Землей, несомненно столкнулась
бы с ней.
- Столкнулась бы, не вмешайся высокий разум! На поверхности Луны
марсиане взорвали ядерные устройства страшной силы. Их реактивная отдача не
дала Луне упасть на Землю, заставила ее перейти на круговую орбиту.
- Так его, так его, так! - засверкал глазами старый профессор Петров. -
Это как же? Ты сам выдумал или в "Черном Принце" все так записано?
- Я перескажу сейчас все, что записано в говорящем аппарате "Черного
Принца", все о злоключениях Миссии Разума марсиан, о Кетсалькоатле и
Кон-Тики.
- Он действительно переплыл океан на плоту? - ехидно поинтересовался
кто-то из скептиков.
- Да, он закончил океанское плавание на плоту, - подтвердил Далька, -
чтобы добраться до прилетевшего за ним корабля, его корабль погиб во время
поднятия Анд и опускания Атлантиды.
- Какая спекуляция! - простонал Галактион Александрович.
- Все же стоит дослушать свадебный подарок, - загадочно напомнил
академик Песцов.
Гости притихли. Даль с воодушевлением стал рассказывать о
необыкновенных приключениях на Земле мариан, как называли себя потомки
фаэтов.
Он закончил свое повествование на том, как Кон-Тики встретился со своей
матерью на ступеньках великолепного храма и корабль мариан наконец покинул
Землю.
Некоторое время все молчали. Потом Веденец по привычке журналиста стал
допрашивать:
- Что ж они, и улетели, и более не возвращались?
- Из всех известных следов посещения Земли инопланетянами самое
достоверное - "Черный Принц" с заключенным в нем посланием людям.
- А зачем это послание? - добивался Веденец.
- Рассказу о Миссии Разума предшествует еще одно повествование о гибели
Фаэны.
- Фаэны? А это что такое?
- Я так перевел название погибшей планеты, чтобы оно созвучно было
нашему привычному Фаэтону.
- Фаэтон никогда не существовал, - резко возразил Галактион
Александрович.
- Как знать? - вставил академик Песцов. - Астероиды-то все осколочной
формы.
- Почему же они все остались на круговой орбите, если планета
взорвалась? - теряя самообладание, повысил голос Галактион Александрович. -
Это исключено!
- Потому что планета не взорвалась, а разрушилась в результате взрыва
ее водяной оболочки, - отпарировал Даль.
- Это противоречит воззрениям физиков! Вода не взрывается!
- Кто рискнет подписаться под таким утверждением? - спросил академик
Песцов. - Во всяком случае, великий физик двадцатого столетия Нильс Бор не
брался так утверждать. Известно его высказывание о возможности взрыва
океанов в результате цепной реакции, вызванной взрывом в глубине океана
сверхмощного ядерного устройства.
- Он ссылался при этом, что большинство физиков иного мнения, - не
сдавался Галактион Александрович.
- Правильно, ссылался и добавил, что если даже они правы, то все равно
ядерное оружие надо запретить.
- Это что же? Речь идет о ядерной войне фаэтов, как вы их назвали? -
вмешался Веденец. - Не знаю, так это или нет с точки зрения физики, которая,
кстати сказать, со временем меняется, но с общечеловеческой точки зрения,
которая неизменна в веках, такую возможность людям надо учесть.
- Кто же возражает? - отозвался Галактион Александрович.
- Мне показалось, что вы возражаете. А ведь речь идет о том, чтобы
бороться за запрет ядерного оружия, которое, как мы слышим сейчас, способно
погубить не только цивилизацию, но и планету, на которой та развилась.
- На Западе в это никто не поверит, - сказал Галактион Александрович.
- А надо бы, - заметил Песцов, - если не поверить, то допустить
подобную возможность. Ядерное оружие действительно способно было погубить и
планету Фаэна, и всех, кто на ней жил.
- И все погибли? - с ужасом спросила Таня.
- Не все. Горстка уцелела. Те, кто находился в космосе: на Земле и на
космических базах близ Марса.
- Так, может быть, я не от обезьяны происхожу? - вдруг обрадовалась
Таня.
- Можно говорить лишь "исключено или не исключено", - осторожно
прокорректировал академик Песцов. - Но даже и так это звучит серьезным
предостережением людям.
- Я за такое предостережение! - заявил Веденец.
- Сказка ложь, да в ней намек, - заметил проректор Петров.
Галактион Александрович схватился за голову.
- Как ты мог придумать всю эту галиматью? - набросился он на брата. - И
преподнести ее в такой день?
- Я лишь пересказал суть послания "Черного Принца". Его аппараты
впервые зазвучали в твоей лаборатории. Помнишь газовую зажигалку?
- Это же сказки! Отец верно сказал! Нелепые сказки, придуманные
фантазерами, не пожалевшими сил закодировать их в дурацкий язык, который
можно изучать лишь глупцу! И нужны эти сказки их создателям не для
предостережения человечеству, а для отвлечения его внимания.
- Сказки? Хорошо, пусть будут сказки. Первая из них о гибели Фаэны,
вторая о Миссии Разума. Но есть еще и третья сказка.
- Еще и третья? - заинтересовался Веденец.
- Да. Сказка о братьях. И не только о братьях Петровых, которые едят
пельмени на берегу Оби. Но еще и о братьях по разуму (если не по крови!),
открыть которых должна космическая археология.
- Тост за новую, самую универсальную науку - космическую археологию! -
провозгласил академик Песцов. - Наука изучает факты. Так пусть она и
разберется, где факты и где сказки! (Советский астроном Ф. Ю. Зигель
выдвинул гипотезу, что Марс, Луна и гипотетический Фаэтон составляли
когда-то трехпланетную систему с общей орбитой вокруг Солнца. Катастрофа
Фаэтона превратила его в астероиды и нарушила равновесие трех тел. Марс и
Луна вышли на более близкие к Солнцу орбиты и стали нагреваться. При этом
меньшая по размерам Луна потеряла всю атмосферу, Марс - большую ее часть. В
дальнейшем Луна прошла в опасной близости к Земле и была захвачена ею.)


* ЧАСТЬ ВТОРАЯ. "ПОИСК" *



Все высокое и прекрасное в нашей жизни, науке и искусстве создано умом
с помощью фантазии и многое - фантазиею при помощи ума.
Н. И. Пирогов


ГЛАВА ПЕРВАЯ. ЗВЕЗДНАЯ МУМИЯ


Ни Таня, ни Эльга за весь долгий путь до Марса не могли привыкнуть к
волнующей серебристой тьме за иллюминаторами "Поиска", как по предложению
Даля Петрова был назван космический корабль Крутогорова.
Пассажиры научились пользоваться башмаками с магнитными подошвами,
чтобы не отрываться от пола кабины и не плавать беспомощно в воздухе. Таня
беспокоилась, что ее походка в башмаках, прилипающих к полу, похожа на
вышагивание цапли. Она не могла забыть обидного прозвища "цыпленок цапли",
как ее когда-то называли.
Даль мало обращал внимания не только на Таню, но и на Эльгу,
поглощенный предстоящей встречей с Фобосом.
Спутник Марса должен был появиться из-за огромного горба планеты,
занимавшего теперь большую часть иллюминатора.
Командир корабля Крутогоров первый заметил и показал Галактиону
Александровичу, руководителю экспедиции, звездочку у края диска планеты.
Диск этот еще несколько дней назад был виден с белыми шапками на
полюсах, затемненный с одной стороны. Теперь он уже не умещался в
иллюминаторе.
- А вдруг Фобос обитаем? - спросила Таня.
- Какая чепуха! - поморщился профессор Петров. - Я согласился
возглавить археологическую экспедицию на Марс только потому, что, как и
профессор Шкловский, уверен в давнем исчезновении марсиан. Нам предстоит на
Марсе датировать их исчезновение десятками или сотнями тысяч. лет, если не
миллионом.
- И Дальке не с кем будет разговаривать, - чуть насмешливо произнесла
Таня.
- Увы! - пожал плечами Галактион Александрович. - Я вынужден был
уступить его напору, хотя боюсь... что переводчик, знающий лишь мертвый язык
былых обитателей Марса, а не письменность, которая могла их пережить, не
окажется в археологической экспедиции на первом месте. Время, отпущенное для
подготовки, не тратили даром. Космические археологи стали самыми
всесторонними специалистами - историками, врачами, техниками.
Скоро звездочка, составлявшая вместе с Фобосом двойную звезду,
превратилась в ярко сверкающее колечко, чем-то напоминающее Сатурн.
А еще через некоторое время уже можно было рассмотреть, что спутник
представляет собой огромное колесо с округлым ободом в виде тороида с
цилиндрическими спицами, соединяющими его со ступицей в центре, от которой в
звездный туман и тянулась серебристая нить.
- То типичная орбитальная станция, - хрипловатым басом заметил
Крутогоров. - Вдаль уходит, стало быть, оранжерея, где когда-то выращивали
овощи для экипажа.
- А если и сейчас выращивают? - спросила Таня.
Крутогоров покачал головой.
- Должно, метеорит еще давно в станцию угодил. Взгляните-ка на
разрушения.
Теперь и все заметили, что кольцевой обод был неполным. Часть его
отсутствовала. Не было и тех спиц, которые должны были соединять разрушенную
часть с центром.
- Так и должно было быть! - воскликнул Даль. - Ведь фаэты, переселяясь
на Марс, сбросили на его поверхность запасы металла, разобрав для этого
часть станции.
- Даль! - вмешался Галактион Александрович. - Я попросил бы тебя
помнить условие, при котором ты был включен в экспедицию, - не путать науку
со сказками. Очевидно, мы имеем случай разрушения станции метеоритом, что
говорит о весьма длительном ее существовании, ибо по теории вероятностей
такое прямое попадание крайне редко.
- Я молчу, - сказал Далька и тихо добавил: - До поры до времени.
Эльга сощурилась на него, а Таня одобрительно кивнула.
Тут Эльга обратила внимание на крохотную странную звездочку, словно
меняющую свое положение среди других звезд.
- Может быть, это их корабль! - насторожилась Таня.
Крутогоров снова покачал головой. Он стоял у звездной стереотрубы и
видел то, что еще неизвестно было остальным.
- Не корабль это, - почему-то вздохнул он, - а, похоже, мумия.
- Мумия? - насторожилась Эльга Сергеевна. Крутогоров уступил место у
окуляра сначала ей, а потом Галактиону Александровичу и наконец Тане.
- Трудно поверить! - воскликнула Таня. - Она как живая! Будто заметила
наш корабль и летит на него, как бабочка на огонь!
Эльга зябко передернула плечами.
- В космосе не живут, - заметил космонавт.
- Почему же тогда она летит прямо на нас? - не унималась Таня.
Далька недвижно стоял у иллюминатора, словно прекрасно знал, что
рассматривают его спутники.
Странная звездочка оказалась телом женщины с развевающимися седыми
волосами и раскинутыми, как в полете, руками.
- Она сама выбросилась в космос, - сказал Тане Далька. - Это Власта
Сирус, военная преступница. Не выдержала одиночества.
- Для нас это археологическая находка, каковую надлежит исследовать, -
заключил профессор Петров.
- Как исследовать? - спросила Таня.
- Этим займется Эльга Сергеевна. Вероятно, понадобится вскрытие мумии и
установление различий внутренних органов инопланетного тела и человека.
Таня поморщилась. Галактион Александрович продолжал:
- Судя по всему, у обитателей космической станции была традиция
захоронения умерших членов экипажа в космосе. Не исключено, что нам придется
встретить еще мумии. Трупы выбрасывали в космос, и они становились там
вечными спутниками спутника Фобоса, если можно так выразиться.
- Думаю, что дело было не так, - возразил Даль, но умолк, заметив
протестующий жест брата.
Пилот Розмыслов осторожно подвел "Поиск" к полуразрушенной станции.
Перейти в нее через шлюзы, которыми пользовались ее былые обитатели, было
невозможно, поскольку корабль не мог стыковаться со станцией из-за
несовпадения размеров стыковых устройств. Предстоял выход в открытый космос
в скафандрах.
- Запустим каждого на канатиках, - успокоил всех командир корабля. - На
фалах.
Новоявленные космонавты - Галактион Александрович и Даль - вместе с
Крутогоровым покинули шлюз корабля. Эльга Сергеевна и Таня остались,
готовясь к предстоящему исследованию мумии, которую еще надо было выловить
из космоса, что было возложено на Даля и Крутогорова.
Даль с трудом справился с собственным вращением, цепляясь за тросик,
потом огляделся, стараясь увидеть мумию. Но увидел только звезды, которые
словно приблизились к нему.
Галактион Александрович решительно направился с помощью ракетного
пистолета к базе Фобоса. А Даль с Крутогоровым, паря в космосе на натянутых
фалах, стали ждать приближения мумии. Как определила электронная машина, она
двигалась по вытянутому эллипсу вокруг станции. Но создавалось впечатление,
что неведомая женщина, которую они только что рассматривали в звездную
стереотрубу, сознательно летит к ним. Можно было понять ощущение Тани,
представившей, что живая космическая женщина атакует корабль.
Даль не мог побороть неприятного ощущения, когда мумия приближалась к
ним, парящим в космосе. То, что они были в скафандрах, а женщина без всякого
скафандра, выглядело противоестественным. Чудовищным казалось, что женщина с
раскинутыми руками летела, вращаясь вокруг собственной оси, словно танцуя
среди звезд.
- Посмертный вальс, - донесся в шлемофоне Дальки хрипловатый голос
Крутогорова.
Дальке не хотелось шутить, и он не ответил командиру.
Настала пора действовать. После нескольких неудачных попыток поймать
мумию им, наконец, удалось завершить маневр.
В шлюзе бесценный груз был принят Эльгой Сергеевной и Таней - им
предстояло нелегкое дело.
- Брови-то как срослись! - заметила Таня. - Интересно, кто она была?
- Резать не станем - просветим рентгеном, - решила Эльга.
Далька и Крутогоров отправились тем же путем через шлюз в космос, чтобы
попасть в полуразрушенную станцию.
- Бис его знает, что ее поломало, - сказал Крутогоров, рассматривая
округлый обод гигантского колеса, где не хватало части. - Вроде бы на
катастрофу не похоже. Аккуратно разобрано. Ни одного рваного листа.
- Они сами ее демонтировали, - отозвался Далька. - Так сказано в
аппарате из "Черного Принца".
- Ну, ну! - промычал Крутогоров.
И неизвестно было, что он хотел сказать.
Крутогоров был старейшим из космонавтов. Он прославился еще во время
Великой Отечественной войны, свершая на своем истребителе невероятные
подвиги. После победы он продолжал летать, испытывая новые самолеты, помогая
конструкторам создавать самые смелые конструкции, которые он и перегружал
выше всякого предела в воздухе. Уже будучи Героем Советского Союза, он стал
космонавтом. С подкупающей простотой и юмором он признавался, что ему
пришлось скинуть десять килограммов лишнего, "генеральского", веса, доведя
его до восьмидесяти. (Справедливости ради надо отметить, что к профессору
Петрову перед его полетом к Марсу таких требований уже не предъявлялось.)
Чтобы научиться прыгать с вышки, генералу Крутогорову сначала пришлось
научиться плавать. Но он преодолел все трудности и теперь великолепно
ориентировался даже в открытом космосе. Галактиону Александровичу и Дальке
было намного легче. Они были достаточно тренированы, чтобы повторять
движения Крутогорова, к тому же и плавание в открытом космосе ныне считалось
обычным.



Однако для каждого, кто впервые выходил в пустоту меж звезд, это было
ни с чем не сравнимым ощущением. Правда, когда Даль преодолел небольшое
расстояние от корабля до базы Фобоса и выровнял свое движение в космосе с
вращением исполинского колеса, а затем вошел внутрь его обода, то ощущение
внезапно вернувшейся земной тяжести было, пожалуй, не менее сильным, чем
полет в скафандре.
Крутогоров осветил фонарем коридор. Свет отражался в полированных
стенах, на потолке, на полу, который словно поднимался в гору, хотя никакой
подъем не ощущался. На станции были свои законы, вызванные конфигурацией
обода, его вращением и центробежной силой.
Крутогоров и Далька, медленно ступая, припечатывая каждый шаг, лишь
усилием воли заставляли себя двигаться. В конце коридора, словно спускаясь с
горы, к ним приближался космонавт в скафандре. Это был Галактион
Александрович.
- На станции нет никого: ни живого, ни мертвого, но есть немало
предметов, представляющих интерес для археологов. Мы не будем сейчас
что-либо трогать, вернемся на "Поиск", чтобы присутствовать при исследовании
мумии.
Даль с неохотой покидал древнюю космическую станцию фаэтов, представляя
себе, как жили здесь когда-то герои рассказа, который он выучил почти
наизусть, воспринимая его персонажи как действительно знакомых живых людей
(именно людей!).
Мужчины вернулись на корабль, где их уже ждали Эльга Сергеевна с Таней
и пилот Розмыслов, когда-то знаменитый футболист, а впоследствии начальник
крупнейшей орбитальной станции "Гагарин".
- Это человек! - заявила Эльга Сергеевна, указывая на плававшую
посередине кабины ледяную мумию.
- Человек? - переспросил Галактион Александрович.- Земная женщина?
Эльга Сергеевна кивнула.
- Я подозревал это! - высокопарно начал Галактион Александрович. - Все
теперь становится на свои места! Конец сказкам! - И он обернулся к
недоумевающему Дальке. - Да, да! Конец сказкам! Они уступают место новой
научной гипотезе, которая не высказывалась мной, пока не подтвердилась
фактами. - И он кивнул на мумию.
- Ничего не понимаю, - отозвался Даль.
- У меня нет оснований сомневаться в опытности Эльги Сергеевны,
великолепного анатома, каким и надлежит быть настоящему археологу. И если
она произнесла свой приговор "человек!" - значит, это действительно человек.
Никакое другое разумное существо не может во всех деталях, если это слово
применимо в подобном случае, быть тождественно человеку. - И он
многозначительно посмотрел на своих сотрудников.
- Может быть, это и не вполне научно, но мне жаль эту неизвестную, -
сказала Таня.
- В данном случае было бы крайне важно выяснить, когда же эта женщина,
исследовательница космоса, прилетела сюда с Земли. Да, да! Вот вам
доказательство существования на Земле древней цивилизации, достигавшей
поразительно высокого уровня. Наши предки, оказывается, летали и над Землей,
и даже сюда, в космос, где сооружали себе космические базы. Это новый взгляд
на историю человеческой культуры. Она вовсе не развивалась только в одном
направлении. Были спады, возврат к дикости, вызванные, по-видимому,
глобальными катаклизмами. Очевидно, существовал когда-то знаменитый
континент Мю в Тихом океане, на котором человечество поднялось до высших
достижений культуры. Все остальные очаги цивилизации на других материках, в
том числе и на Атлантиде, - это лишь колонии могучего сосредоточия разума на
материке Мю. Становятся понятными такие загадки истории, как, скажем, семь
городов Мохенджодаро (Холма мертвых) в Пакистане, возникавших на одном и том
же месте один за другим. В самом древнем городе казалось необъяснимым
отсутствие храмов и дворцов, но в то же время в нем были прямолинейные улицы
с многоэтажными домами, где каждая квартира имела водопровод и канализацию,
которым больше десятка тысяч лет! И, оказывается, здесь, в космосе,
находится разгадка колоний материка Мю, имевшего сообщение не только со
всеми материками Земли на летающих колесницах (виманах), но и с космическими
базами, созданными около других планет! Мы вернемся на Землю, чтобы сообщить
об этом ученому миру!
- Не рано ли? - усомнился Даль. - Если мы нашли мумию человека в
космосе, это еще не значит, что люди летали сюда в древности. Может быть,
люди произошли от тех, кто летал здесь и долетел до Земли?..
- Это исключено, - оборвал Галактион Александрович.
- Почему? - не унимался Далька.
- Потому что это противоречит теории Дарвина, лежащей в основе наших
знаний. Человек произошел от земных приматов.
- Но почему же теорию Дарвина нельзя распространить не только на Землю,
но и на всю Солнечную систему хотя бы?
- Потому что это противоречит научным воззрениям и, следовательно,
антинаучно.
- А твое предположение о древних, но погибших людских цивилизациях
более научно?
- Да. Это новое откровение науки, и я рад, что им окупается наш опасный
рейс. Космическая мумия откроет новую страницу земной археологии.
- Но нам еще предстоит спуститься на Марс, - напомнил Даль.
- Только для того, чтобы доказать, что там нет, не было и не могло быть
разумной жизни, - заключил Галактион Александрович.
Космонавты с почтением смотрели на профессора и с интересом поглядывали
на его младшего брата.
- Увидим, - сказал Даль.





ГЛАВА ВТОРАЯ. ХРУСТАЛЬНЫЙ ГРОБ


Накануне отлета "Поиска" с Фобоса на Марс Таня и Даль в скафандрах
летели внутри прозрачной трубы оранжереи. Почва, на которой выращивались
растения, давно окаменела, как и остатки стебельков. Таня тщательно собирала
этот "мусор", не обращая внимания на беспокойного Дальку. А он все торопил
девушку, сокрушаясь, что она такая же дотошная, как и ее старшая сестра.
Из-за этой задержки им пришлось даже включить ракетницы для разгона. Даль
первый обратил внимание, что передняя часть оранжереи выглядит как-то
необычно.
Возможно, здесь когда-то был выход в космос, но сейчас его прикрывал
прозрачный куб.
Даль начал торможение с помощью ракетницы. Таня последовала его
примеру. Ухватившись друг за друга, кувыркаясь, задевая за стенки оранжереи,
они еще некоторое время неслись вперед, цепляясь руками за окаменевшие
грядки, чтобы остановиться.
Наконец они уперлись в торцовую, прозрачную стенку и одновременно
вскрикнули. За стеной в пустом пространстве, как в сказке, висели два
саркофага. Крышки их были прозрачны, и Таня с Далькой, прижавшись шлемами к
перегородке, могли рассмотреть лежащие в них мумии.
- Надо доложить Галактиону Александровичу, - прошептала Таня.
- Что вы там шепчетесь? - прозвучал в шлемофоне голос профессора.
Очевидно, он внимательно следил за каждым словом путешествующих по
оранжерее.
- Мы обнаружили склеп. В нем два гроба.
- Опиши внешность саркофагов.
- Размерами с обыкновенный гроб, чуть толще. И лежат в них мумии как
живые. Рыжебородый мужчина и...
- Красавица необыкновенная! - перебила Таня.
- Вот они, люди с материка Мю, - сказал профессор. - Ничего не
предпринимайте без меня. Мы с Эльгой Сергеевной и Георгием Петровичем
вылетаем к вам.
- На всякий случай захватите лазер. Двери не видно. Не знаю, как они
входили-выходили.
- Вы поразитесь, какая это красавица!
- А меня бородач интересует. Необыкновенное лицо! Нос у него начинается
выше бровей. Невольно вспомнишь гробницу древних майя в Храме Надписей в
Паленке. Нефритовая маска и две скульптурные головы носолобых...
- Мы летим к вам. Ждите.
- Чудно. Как так носолобые? - поинтересовался Крутогоров.
- Сами увидите.
- Мне как-то не по себе, - призналась Таня.
- Не бойся, - отозвался Даль. - Постой-ка, что это? А ведь в кубе
воздух!
- Как это ты определил? - спросил издалека Галактион Александрович.
- По преломлению света. Если смотреть под определенным углом, звезды
смещаются.
- Значит, гробница посещалась, - заключил Галактион Александрович. - Их
было трое. Они ждали смены с материка Мю. Двое умерли и были похоронены
третьей. Вероятно, она посещала их. Потом узнала о гибели материка Мю,
поняла, что никогда не вернется на Землю, потеряла рассудок...
Скоро Таня и Даль увидели в сужающейся вдали оранжерее три движущиеся
точки. Их прикрывало облачко дыма от ракетниц. Фигуры в скафандрах вынырнули
из него уже совсем близко и подлетели к торцовой стене оранжереи.
- Так вот оно где, кладбище людей Мю, - сказал профессор. - Отнесли в
самое отдаленное место. Мумии превосходны! Они украсят земные музеи.
- Ты не замечаешь ничего знакомого? - спросил Даль.
- Оставь ты свои нефритовые маски. Впрочем, в гробнице древних майя
тоже мог быть захоронен потомок людей Мю.
- Нет, я не о том. Видишь, около гробов какие-то штуковины с конусами и
пирамидами. Не аппараты ли?
- Что ж тут особенного? Если люди Мю оставили на околоземной орбите
"Черного Принца", начиненного сказаниями, то почему бы им не оставить
рассказывающий аппарат и здесь? Твое знание мертвого языка людей Мю
пригодится.
- Это другие аппараты.
- Ну как? Начнем взрезать? - спросил Крутогоров, направляя на
прозрачную стену принесенный аппарат.
- Подождите! - запротестовал Далька. - Вижу спираль!
- И что же? - холодно осведомился Галактион Александрович.
- У фаэтов спираль была замочной скважиной для взгляда, который включал
автоматы.
- Какие там еще автоматы у гробницы!
- Подождите! Я только попробую. У фаэтов надо было посмотреть в центр
спирали, сосредоточить всю силу желания. Не знаю только, чего пожелать,
чтобы автомат сработал.
- Не теряй времени. Даль, - сказала Эльга Сергеевна. - Надо успеть до
отлета исследовать новые мумии.
- Нет, пусть он попробует, - заступилась Таня.
Даль рассматривал спиральный орнамент. Да, такой же, как на
"космических костюмах" древних японских статуэток "догу", которыми он
увлекался. Чего же пожелать? Самого невероятного? Чтобы ожили эти с виду
совсем живые мумии?
И Даль, сам не отдавая себе отчета в бессмысленности передаваемого
взглядом приказа, впился глазами в спираль.
И вдруг вопреки всякой логике неведомый механизм сработал, вызвав в
хрустальном кубе чудо.
Крышка гроба рыжебородого вздрогнула и приподнялась.
Таня вскрикнула, Крутогоров крякнул.
- Режьте, - скомандовал Галактион Александрович.
- Не смейте! - закричал Далька. - Это не гроб, а биованна для анабиоза.
Они живые!
- С ума сошел, - отмахнулся Галактион Александрович. - Подумай сам.
Зачем же погружать себя в анабиоз у Фобоса? Поднятие крышки - это еще не
оживление, скорее ритуал свидания с умершим во время посещения склепа.
- Посмотри, - прошептала Эльга Сергеевна, схватив мужа за руку.
Когда крышка гроба, или биованны, совсем открылась, в камере все
помутнело, словно она наполнилась паром или дымом.
- Будешь резать? - ехидно спросил Даль.
- Уместны ли шутки? - возмутился Галактион Александрович. - Ты сам
сказал об анабиозе. Одно лишь подозрение, что мумии могут ожить, должно
повергнуть истинно ученого в трепет. Сейчас надо наблюдать затая дыхание,
фиксировать каждую подробность. Подумайте, какое великое открытие выпадает
на нашу долю!
- Боюсь, открытия придется ждать долго.
- Да, терпение понадобится. Любому экспериментатору это понятно.
- Эх, пообедать не успели, - вздохнул Крутогоров.
Но не только об обеде пришлось забыть людям с "Поиска", не только об
ужине, но даже и о сне.
Долгие часы тянулись в неизвестности, и никто не знал, что откроется за
все еще матовой стенкой склепа. Никто не покинул своего наблюдательного
поста, и каждый мысленно видел свое, отличное от других.
Эльга Сергеевна взялась следить с помощью захваченного с собой прибора
за изменением температуры в камере. Галактион Александрович тревожился, что
автоматы могли нарушить герметичность склепа и туда попал межзвездный холод,
вызвавший помутнение прозрачной стенки. Даль, выяснив у Эльги, что
температура неуклонно поднимается, ждал пробуждения к жизни незнакомцев, и
ему уже чудились тени, перемещавшиеся за перегородкой.
Скрытый источник энергии действовал. Замороженные тела оттаивали, а
может быть, уже поднялись из своих биованн.
Во время бесконечного ожидания переговорили о многом, но никто не
спорил. Спорить казалось кощунственным в ожидании чуда. Люди Мю или фаэты?
Гипотеза профессора Петрова или сказки "Черного Принца"? Таня была за
"Черного Принца", она уверяла, что замороженные - это легендарные Аве и
Мада, хотя и не могла объяснить, как они сюда попали.
Даль, чтобы не спорить с братом, сосредоточенно молчал.
Один Крутогоров был невозмутим и беспокоился лишь о состоянии своих
пассажиров. Однако уговорить их вернуться на "Поиск" было бесполезной
попыткой. Да он и сам не смог бы сдвинуться с места.
Вдруг стенки куба начали постепенно светлеть. За ними уже можно было
различить могучего рыжебородого атлета в облегающем костюме. Когда видимость
улучшилась, все увидели, что его переносица выше бровей. Это делало его лицо
странным.
В позе отчаяния он стоял над вторым хрустальным гробом, пристально
всматриваясь в недвижное прекрасное лицо молодой женщины.
Рыжий великан обернулся, увидел людей в скафандрах и, ничуть не
удивившись, сделал им знак рукой. Потом снова склонился над саркофагом,
словно усилием воли пытался открыть его крышку.
- Крышка не поднимается! Помоги, Далька! Смотри в свою спираль! Как
следует смотри! - кричала Таня.
Даль покрылся потом от напряжения, передавая взглядом неистовое желание
оживить спящую красавицу, но он не был "принцем ее сказки", и она не
просыпалась.
Лицо рыжебородого выражало самое настоящее человеческое горе.
Схватившись руками за голову, он медленно раскачивался.
Через некоторое время он овладел собой, сделав людям успокаивающий жест
(неужели во все времена у всех разумных существ язык жестов будет схожим?),
вернулся к своему гробу, достал из него какое-то одеяние и... исчез в некоем
подобии скафандра.
- Это же "догу"! Настоящий "догу"! - закричал Даль.
Вместо статного атлета около саркофага теперь возвышалась уродливая
фигура с короткими руками и ногами. Неимоверно широкие штанины и рукава,
очевидно, заключали в себе какие-то механизмы. На плечах виднелись смотровые
люки. Голову носолобого скрыл герметический шлем с огромными щелевидными
очками.
Громоздкая фигура подплыла по воздуху к хрустальному гробу женщины и
снова стала вглядываться или в ее лицо, или в какой-то знак на крышке.
Крышка не сдвинулась с места. Тогда незнакомец сделал людям еще один
знак рукой, и тотчас пелена тумана скрыла его.
- Смотрите, вот он где! - закричала Таня, указывая в звездное
космическое небо, где, словно ожившая древняя японская скульптура, вдоль
стенки оранжереи плыла меж звезд странная фигура носолобого.
- Живой обитатель материка Мю! Я не поверил бы никому, если бы не видел
сам.
- На Земле уже были удачные опыты с анабиозом, правда, не с людьми, -
заметила Эльга. - Ничего невозможного здесь в принципе нет.
- Он с материка Мю? - допытывалась Таня. - Как же это однозначно
установить?
- Эльга Сергеевна препарирует его, и... все будет ясно, - отшутился
Даль.
Все снова направились к кораблю, бросив последний взгляд на женщину в
прозрачном гробу.
Люди двигались внутри прозрачной оранжереи, воскресший обитатель базы
Фобоса - с наружной стороны. Они словно переговаривались между собой. Во
всяком случае, их действия были согласованными. Все они направлялись к базе
Фобоса, хотя неизвестный ничего не знал о ждущем там корабле Земли.
Кто они? Откуда? Как общаться с ними? Поможет ли знание Далем странного
мертвого языка? Какие тайны теперь откроются? Эти мысли владели каждым из
наблюдавших за неуклюжей фигурой, летевшей меж звезд.
- Не улетел бы куда, - с опаской сказал Крутогоров. - Ваня! Розмыслов!
Меня слышишь? Не дивись гостю. Прямо на тебя летит. Соображает.
... Незнакомец подлетел к "Поиску" первым и терпеливо ждал, пока люди
выбирались из центрального отсека станции, примыкавшего к оранжерее.
Крутогоров раньше остальных подлетел к шлюзу и жестом пригласил войти в
него вместе с ним.
Археологи остались снаружи, ожидая своей очереди.
- Можно умереть со страху, - бодрилась Таня.
- Или от удивления, - заметил профессор Петров.
Когда Даль с Таней последними вошли в кабину "Поиска", незнакомец стоял
на полу, широко расставив короткие ноги скафандра, нелепо массивный, чуждый,
странный...
Эльга первая сбросила свой скафандр.
Незнакомец подлетел к ней и через щели очков заглянул ей в лицо.
Эльга Сергеевна протянула руку, предлагая незнакомцу освободиться от
скафандра. Но тот не торопился. Он, очевидно, хотел проверить состав воздуха
в кабине. И сделал это самым наглядным способом. В его напоминающей
манипулятор двухпалой рукавице сверкнул огонь. Таня шарахнулась в сторону,
но никакого взрыва или других последствий не произошло. Незнакомец просто
проверил, может ли происходить горение в атмосфере кабины.
- Как не вспомнить древних майя! - заметил Даль. - "Огонь вспыхивал у
пришельцев на концах рук. Были они белокожими и бородатыми..."
Убедившись, что в кабине есть кислород, и, может быть, установив его
количество, незнакомец стал освобождаться от своего одеяния.
Люди молча стояли перед живым обитателем базы Фобоса и с волнением
ждали.
Шлем с щелевидными очками плавал в невесомости, скафандр распался на
две части, и могучий рыжебородый атлет выбрался из него, как из
развалившейся скорлупы.
И тут Даль решился, он заговорил с ним на странном певучем и свистящем
языке, напоминавшем журчание воды и щелканье птиц.
Незнакомец радостно обернулся к нему, защелкал сам.
- Значит, я прав, - решил профессор. - "Черный Принц" был оставлен
людьми Мю. Не зря Даль выучил их мертвый язык. Спроси скорей, что стало с
его родиной.
- Ты ошибаешься, - сказал Даль. - Это марсианин. Его зовут Инко Тихий.
Он бывал на Земле, когда Луна была захвачена Землей, и носил тогда имена
Кетсалькоатля и Кон-Тики. Он просит нас помочь ему разбудить его подругу.
- Это когда же Луна была захвачена Землей? - простодушно осведомился
Крутогоров.
- Судя по древним вавилонским и египетским календарям, лунным, равно
как и солнечным, имеющим одну общую нулевую точку отсчета, можно думать о
происшедшем тогда на Земле необычайном событии, - педантично стала объяснять
Эльга Сергеевна.
- Когда же это было?
Незнакомец умоляюще смотрел на своих освободителей, стараясь угадать
смысл их слов.
- Одиннадцать тысяч пятьсот сорок лет до нашей эры, - сказал Даль и
перевел сказанное незнакомцу.
Эта цифра, видимо, ошеломила его. На его ногах, освободившихся от
космической обуви скафандра, не было магнитных подошв, и тяжелая фигура
рыжебородого приподнялась, словно от удивления. Он быстро и взволнованно
заговорил.
Даль пытался уловить смысл его слов, но не успевал.
- Он, кажется, говорит о счастье и горе, просит спасти Эру, его жену.
Инко Тихий (Кетсалькоатль, Кон-Тики) говорил так:
- Счастье мое подобно горной вершине, но рядом черная пропасть горя. Я
ждал детей Земли, которых полюбил, побывав у них под именами Кетсалькоатля и
Кон-Тики. Эра всегда была со мной. И мы с ней не смогли остаться в душных
подземельях Мара с нашими братьями, слишком спокойными, холодными,
правильными. Мы грезили пышной природой Земли, где побывали еще раз, чтобы
оставить около нее в космосе памятник своего посещения. Мы верили, что люди
найдут его и научатся понимать наш язык, чтобы узнать горькую историю фаэтов
и жалкую участь мариан. Когда Совет Матерей Мара, страшась жестоких от
рождения землян, запретил на вечные времена полеты в космос, мы с Эрой ушли
сюда, чтобы уснуть сном холода в надежде, что люди найдут и пробудят нас. Вы
здесь! Мы не напрасно верили в вас. Так помогите же, спасите мою Эру,
разбудите ее!
Но что могли сделать люди? На Земле пока не умели погружать в анабиоз
разумные существа, не овладели еще автоматами, действующими от направленного
на них взгляда.

_________________
Братство Б.У.Х.О.Л.О.Г.И.
"Всякий слышит лишь то, что понимает". ПЛАВТ, (III в. до н.э.)
"... и тот, у кого нет меча, пусть продаст свою одежду и купит меч" Евангелие от Луки


          Вернуться наверх  
 
 Заголовок сообщения: Re: Александр Казанцев. *Фаэты*
СообщениеДобавлено: Пт 22 май, 2015 10:43
  

КапаЙ
Пользователь: #2916
Зарегистрирован: 2009-01-21
Сообщений: 2543
Откуда: Плюк
Медали : 3
более 7 лет на форуме (1) Репутация 100 (1) Золото (1)


Пункты репутации: 164
ранг 100ранг 100
горшочек, не вари!


          Вернуться наверх  
 
 Заголовок сообщения: Re: Александр Казанцев. *Фаэты*
СообщениеДобавлено: Пт 22 май, 2015 22:56
  

BARABA
Модератор
Модератор
Пользователь: #1668
Зарегистрирован: 2008-06-04
Сообщений: 10198
Откуда: Кузнечики, Юг Подольска!
Медали : 3
более 7 лет на форуме (1) Репутация 500 (1) Мероприятие 1 (1)


Пункты репутации: 1021
ранг 100ранг 100ранг 100ранг 100ранг 100ранг 100ранг 100ранг 100ранг 100ранг 100
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. СВИДЕТЕЛЬ ДРЕВНОСТИ


Даль, вытерев потный лоб, закончил перевод рассказа. Галактион
Александрович все время сличал услышанное с записями "Черного Принца".
Сомнений не было. Перед ними действительно был Инко Тихий!
Слушатели глубоко задумались, разглядывая носолобого потомка фаэтов,
снова ставшего печальным. Он рассказал о пережитом вместе с подругой на
Земле. Теперь Эры не было с ним, она осталась в глубинах времени, откуда он
вышел.
Глядя на него, ничем, кроме переносицы, не отличавшегося от остальных
людей, трудно было поверить, что это не человек, а марсианин, к тому же
живший много тысяч лет назад. Таня принесла гостю поесть. Он с опаской
посмотрел на блюдо. Даль перевел его слова:
- Умоляю понять, что марсиане не едят трупов.
Таня смутилась:
- Что вы! Что вы! Это синтетические продукты. На Земле научились, как и
у вас на Марсе, приготовлять искусственные питательные белки.
- Я знал, что так будет, - улыбнулся гость и с осторожностью положил в
рот маленький кусочек. Ведь он ел впервые за много тысяч лет.
- Есть необходимо, как и дышать, - заметил Даль.
- Простите, - внушительно вступил Галактион Александрович. - Даль,
переведи, что у меня есть к гостю несколько вопросов.
- Инко Тихий охотно ответит старшему из новых братьев, - отозвался
гость.
- Вопрос первый: почему наш гость был погружен в анабиоз, если таковой
еще не был до конца отработан, судя по тому, что во второй биованне автоматы
отказали? Вопрос второй: кто оставил в околоземном космическом пространстве
повествующие аппараты?
- История так же печальна, как и горька, - сказал Инко Тихий. - Но
неужели у вас на Земле ничего не известно о нашем пребывании там?
Эльга Сергеевна боялась, что ее супруг с его авторитетной прямотой
тяжело ранит гостя, припомнив, как вера в его возвращение привела к
порабощению индейцев испанскими конкистадорами. Их ведь приняли за сынов
Кетсалькоатля и Кон-Тики. Опережая мужа, она сказала:
- Предания древних народов говорят и о Кетсалькоатле, отменившем
человеческие жертвоприношения, и о Кон-Тики - просветителе людей.
- Сохранились ли у инков принципы справедливости: бесплатный хлеб всем,
обязанность каждого трудиться? - спросил Инко.
- Несколько сот лет назад эти принципы существовали в государстве инков
наряду со странным обычаем первому инке жениться лишь на собственной сестре,
- ответила Эльга.
- Потомки моей Ивы и Гиго Ганта! - грустно вздохнул Инко Тихий. - Они
оберегали наследственность вождей, чтобы в их кровь не проникли частицы
сердца ягуара.
- Принципы, о которых гость спрашивает, - напомнил командир корабля
Крутогоров, - стали сейчас целью всего человечества.
- Только потому вы и могли прилететь сюда, - сказал, ничуть не
удивившись, Инко Тихий. - По закону развития это неизбежно должно было
случиться. Веря в это, мы с Эрой и погрузились в холодный сон.
Упомянув имя подруги, Инко Тихий сразу осунулся, скулы стали заметнее
на его лице.
- Отчего же вы не вернулись на Землю, как обещали? - спросила Эльга.
- Мы прилетели, но к другим народам. Мы и им должны были принести
семена разума и стремились сделать как можно больше. Мы опустились на другом
материке, между двумя большими реками. Вождя людей там звали Амменоном.
- Амменон! - обрадовалась Эльга Сергеевна, которая в вопросах древней
истории была весьма сведуща. - Так ведь это же древние шумеры, едва ли не
первая цивилизация на Земле!
- Как так первая? - удивился Крутогоров. - А египтяне, китайцы,
индейцы?
- Вавилоно-ассирийская культура, - объяснила Эльга, - наследовала
шумерскую цивилизацию. Шумеролог Торкильд Якобсон из Гарвардского
университета, говоря о диких племенах, живших в междуречье Месопотамии,
пишет, что "месопотамская цивилизация выкристаллизовалась словно за одну
ночь. Схема, по которой станет жить эта цивилизация, познавая себя и весь
мир, возникает мгновенно во всех своих главных чертах".
- Удивительно! - заметил Крутогоров.
- Сохранились клинописные записи. У нас есть книга на корабле.
- Я принесу, - предложила Таня.
- Клинописью писали наши далекие несчастные предки на Фаэне, -
отозвался гость людей.
Пока Таня ходила за книгой, Галактион Александрович напомнил о своих
вопросах.
Инко Тихий грустно ответил:
- После нашего вторичного возвращения, под влиянием моей матери Моны
Тихой, Совет Матерей решил, что марианам не удастся воспитать людей в духе
любви и мира, а потому запретил на вечные времена полеты в космос и
посещения Земли. Врожденно жестокие земляне, попав на Мар, могли бы погубить
мариан. Но мы с Эрой, вкусившие прелесть жизни под открытым небом среди
щедрой земной природы, не могли уже Жить в душных подземельях вместе с
остальными марианами. Мы полюбили людей и верили, что добрые начала
восторжествуют в них над сердцем ягуара, что они поднимутся по лестнице
цивилизации, познают добро и справедливость. Мы мечтали этого дождаться. И
Совет Матерей выполнил наше желание. Нам разрешили уснуть холодным сном. На
Маре умели погружать в него... Однако нас должны были разбудить не потомки
мариан, отказавшихся от космоса, а только люди, когда они созреют для
полетов в космос. Мы согласны были дождаться во сне, пока они нас обнаружат
в холодных ваннах космического "Хранилища Жизни".
- Однако мне неясно, почему в звучащем аппарате, оставленном людям,
осваивающим космос, не было никаких указаний о погруженных в анабиоз
марсианах около спутника Фобоса, - заметил Галактион Александрович. - Не
вижу логики.
- Все просто, - со вздохом пояснил гость людей. - Аппарат, который вы
называете "Черным Принцем", - гость выговорил это название по-русски,
обладая, очевидно, феноменальной способностью к языкам, - был оставлен у
Земли до того, как Совет Матерей запретил дальнейшее общение с землянами. Мы
с Эрой могли рассчитывать лишь на разум тех, кто наследует посеянные нами
семена знания на Земле...
Вернулась Таня с книгой в руках.
- Вот позвольте прочитать: "В первый год из той части Персидского
залива, что примыкает к Вавилону, появилось животное, наделенное разумом, и
оно называлось Музаром Оанном". (Корн. Античные фрагменты. "Из повествования
Александра Полигостера, заимствовавшего легенду от Бероза, жреца Бела -
Мардука в Вавилоне в эпоху Александра Македонского". Перевод с
древнегреческого и латинского языков.)
- Марианин Инкоанн, - поправил гость людей. - Так называли они меня.
- При последовательных не очень точных переводах клинописи неизбежны
искажения, - пояснила Эльга.
- Клинопись пришла к ним через меня от фаэтов, - сказал Инко Тихий.
- Неужели это были опять вы? - удивилась Эльга Сергеевна. - Но ведь
дальше говорится, - она взяла у Тани книгу, - что "все тело у животного было
как у рыбы; а пониже головы у него была другая, и внизу, вместе с рыбьим
хвостом, были ноги, как у человека. Голос и речь у него были человечьи и
понятные".
- Очевидно, так восприняли люди мой скафандр. Не желая ставить под
возможный удар наш космический корабль, я, выполняя наказ Совета Матерей,
опустил его в воду и каждую ночь, погружаясь в море, приплывал к Эре,
ждавшей меня. Не мудрено, что меня считали земноводным. Однако это не мешало
моей просветительской деятельности.
- Здесь говорится: "Существо это днем общалось с людьми, но не
принимало их пищи..."
- Они ели куски трупов, - словно оправдывался Инко Тихий.
- "И оно обучало их строить дома, возводить храмы, писать законы и
объяснило им начала геометрии. Оно научило их различать семена земные и
показало, как собирать плоды. Словом, оно обучило их всему, что может
смягчить нравы и сделать людей человечными. С тех пор ничего существенного
не прибавили люди к своим знаниям: настолько полным было его учение. Когда
солнце заходило, существо снова уходило в море, ибо оно было земноводным".
- Эра ждала меня! Как она была бы счастлива, слыша эти слова!
- После передачи своих знании шумерам и возвращения на Марс вам, как я
понял, запрещены были полеты к Земле? - снова заговорил Галактион
Александрович. - Как же это увязать с дальнейшим, с чем нас познакомит
сейчас Эльга Сергеевна?
- Да, дальше говорится о царствовании Алапара, преемником которого была
Амиллар из города Пантибиблона. "В его время из моря вторично вышел
полудемон Аннедот, очень похожий на Оанна (по имени Одакон). После него еще
трижды сменялись царствования, и при Даосе, в прошлом пастухе из
Пантибиблона, из моря снова выходили некие двойственные по виду существа,
называвшиеся Эведоком, Эневгамом, Эневболом и Анементом".



- Повтори, пожалуйста, - попросил Даля Инко Тихий. - Может быть, я не
так понял. Ведь это невозможно!
Даль, взяв из рук Эльги книгу "Античные фрагменты" Корна, строчку за
строчкой перевел написанное. Гость людей был ошеломлен.
- Нет слов передать мое волнение! Значит, запрет Совета Матерей был
отменен в новых поколениях, и потомки современных мне мариан все-таки летали
на Землю к шумерам, чтобы проверить всходы посеянных семян разума.
- Может быть, не только к шумерам. На Земле есть немало загадочных
следов посещения ее гостями из космоса, - пояснил Даль и добавил: - Вот они,
японские "догу"!..
- Как была бы счастлива Эра! Помогите же мне пробудить ее!
- Я только недоучившийся инженер, но я готов лететь с тобой к
"Хранилищу Жизни". Попытаемся привести в действие автоматы, - предложил
Даль.
Галактион Александрович вмешался:
- Не следует ничего предпринимать. Лучше всего спуститься с нашим
гостем на поверхность Марса и найти там место, где можно начать
археологические раскопки.
- Раскопки? - нахмурился Даль. - Почему раскопки?
- Потому что, лишь найдя остатки былой марсианской культуры, мы сможем
обнаружить секреты их анабиоза. Лишь тогда целесообразно вернуться к
прозрачному склепу.
- Ты продолжаешь думать, что марсиан уже нет на Марсе?
- Несомненно, как это ни тяжело будет узнать нашему гостю. Но сам по
себе он бесценная находка для земной науки. И наряду с двумя мумиями,
которыми мы будем располагать...
- Как тебе не стыдно, Галактион, - оборвала мужа Эльга Сергеевна. - В
склепе живая женщина!..
- Разумеется. Потому это вдвойне ценно для нас. Я запрошу Землю.
Полагаю, нам разрешат приступить к намеченным раскопкам. Хотя я не исключаю,
что нам предложат немедленно вернуться вместе с нашим гостем на Землю.
Тысячи ученых заинтересованы встретиться с ним.
- Уж если запрашивать Землю, то о том, как вывести из анабиоза его Эру,
- сказал Даль.
- О чем говорят люди? - поинтересовался Инко Тихий.
- Как помочь тебе и твоей подруге, - живо ответил Даль.
Галактион Александрович поморщился.
- На Земле еще не погружали в анабиоз высших животных. Едва ли нам
помогут... в ближайшее время. Хотя не исключено, что будут начаты
необходимые исследования. Если спящая будет пробуждена на сто лет позже, для
нее это не составит большой разницы.
- Как не составит? А ее Инко? - гневно спросила Эльга, готовая
испепелить мужа взглядом.
Галактион Александрович развел руками.
Инко Тихий словно догадался, о чем говорят:
- Я готов ждать до самой глубокой старости.
Даль в скафандре летел среди звезд рядом с ожившей статуэткой "догу" из
его юношеских грез. Серебристая труба оранжереи, вдоль которой они
двигались, казалась непостижимо длинной. У Инко Тихого в скафандре не было
шлемофона, пригодного для общения с радиоустройством Даля, поэтому они
летели молча.
Полупрозрачный куб склепа, по-прежнему наполненный беловатым туманом,
наконец, показался в конце трубы.
Инко Тихий залетел с нужной стороны, искусно пользуясь каким-то хитрым
устройством своего скафандра, по сравнению с которым ракетница Даля
выглядела первобытным орудием.
Инко повис с наружной стороны склепа "Хранилище Жизни" перед знакомым
ему местом входа в шлюз.
Створки двери подчинились его сигналу и раскрылись. И Даль следом за
ним оказался в предкамере.
Вскоре и она наполнилась полупрозрачным туманом, и они через внутренние
створки вошли в камеру "Хранилища".
Очевидно, здесь можно было дышать, потому что Инко снял с себя шлем и
знаком предложил Далю сделать то же самое. Он хотел поговорить с ним.
- Сделано как у древних фаэтов, - сказал он. - Привод механизмов от
взгляда. Слишком тонко.
- Если привод действует от взгляда, то тем более начнет действовать от
прямого включения. Ты знаешь, где находится привод? Я предпочел бы разобрать
его и заменить работу тонких механизмов прямым включением. Когда-то я
увлекался автоматами, даже делал робота, искусственного человека.
- Помни, что твой старший брат не дал тебе права разбирать механизмы. Я
привел тебя сюда потому, что твоему взгляду подчинился первый автомат.
Посмотри, прошу тебя, на крышку ложа. Сосредоточься.
Даль склонился над хрустальным гробом. Нежное лицо с загнутыми,
готовыми вздрогнуть ресницами приблизилось к нему. У этой женщины глаза
должны быть прекрасными.
- Она словно уже просыпается, - сказал Даль.
- Не раньше, чем твоя воля включит механизмы. Даль еще ниже склонился
над крышкой и стал в упор смотреть на спираль, приходившуюся как раз над
ясным лбом спящей. Он вложил в свой взгляд всю силу желания помочь Инко
Тихому и его подруге, прекрасной просветительнице людей.
Но спокойное лицо спящей не дрогнуло. Недвижной осталась и крышка
гроба.
- В твоей оболочке для головы слышен голос старшего брата людей, -
сказал Инко Тихий, протягивая Далю снятый им шлем.
У Даля помутилось в глазах от напряжения. Почему же не срабатывают
автоматы? Какой требуется код? Может быть, надо решиться на вскрытие
механизмов, замкнуть накоротко сигнальную цепь, работающую от биотоков
мозга? Мало ли что могло произойти за десяток тысяч лет! Может быть,
Галактион и решится?
Даль взял у Инко свой шлем и услышал голос брата:
- Получено сообщение с Земли. Повторяю его в третий раз: "Прекратите
все попытки вмешательства в устройство анабиозной камеры. Если на Марсе не
удастся найти указания, как вывести из анабиоза спящую, будет прислан
специальный корабль, который доставит камеру всю целиком в околоземное
пространство. Ученые всего мира примут участие в оживлении спящей". Понятно?
- Что он говорит? - спросил Инко Тихий.
- Эту камеру отбуксируют к Земле. Там знатоки знания приложат все
усилия, чтобы вернуть твою Эру к жизни.
- На Земле нет нужных знаний. Я найду мариан, покажу людям вход в их
глубинный город.
- Если он населен, - издалека донесся по радио голос Галактиона
Александровича, которому Даль перевел слова Инко.
- Мариане не могли все погибнуть. Среди них найдутся те, кто по древним
письменам знает секрет "Хранилища Жизни", - уверенно сказал Инко Тихий.


ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. НЕОПЛАЧЕННЫЙ ДОЛГ


Итак, я, Инко Тихий, носивший на Земле имена Кетсалькоатля и Кон-Тики,
возобновляю после пробуждения свои записки - отчет перед Разумом. Переход от
сна к бодрствованию заложен в существе каждого, но требуется время, чтобы
организм начал работать нормально. В "Хранилище Жизни" автоматы, пробудившие
меня, не только отогрели мое тело, вернули силу мышцам, ввели в кровь
бодрящие вещества, но и сообщили мне угол сдвига созвездия. Я был потрясен
сознанием числа пролетевших тысячелетий. Меня разбудили люди, поднявшиеся в
космос на своей высшей ступени развития. Я сам мечтал о такой встрече с
ними, но - увы! - мое пробуждение не принесло мне полного счастья...
Не знаю, чем вызвана мучительная боль в затылке: остаточным состоянием
длительного замораживания или напряжением, с которым я старался взглядом
включить автоматы пробуждения Эры.
Эра лежит, спокойная и прекрасная, такая же, какой я видел ее на ложе
холодного сна перед тем, как самому занять место рядом. Я не только помню, я
ощущаю ее светлую прощальную улыбку.
Ее губы и сейчас полуоткрыты, готовые снова улыбнуться, ресницы
способны вздрогнуть, глаза открыться, но... моя Эра остается недвижной.
Возможно, за время сна я утратил силу взгляда, в моем мозгу произошли
какие-то изменения, и его ослабленные биотоки не в состоянии привести в
действие автоматы...
Мои новые братья, на которых я лишь и надеюсь, проявляют ко мне
участие. И мне стыдно признаться, что они кажутся мне более чужими, чем их
дикие предки, которых я стремился приобщить к добру и знанию.
Те люди древности были яснее для меня: они боялись боли и смерти, но
бывали отважны, они любили неистово и ненавидели безмерно, покорно
трудились, но стремились к богатству и власти, были жестоки и кровожадны, но
бывали нежны и сострадательны. А главное, всегда стремились узнать больше,
чем знали, шли всегда вперед, жадные к неизвестному.
Новые люди, напоминая во многом прежних, все же в чем-то другие. Если
младший брат их вождя как-то ближе и понятнее мне, то сам вождь с его
уверенностью в гибели марианской цивилизации и даже с упрямой надеждой на
это (во имя чего?!) хоть и не жесток и кровожаден, как жрецы Толлы, но
неприятен мне.
Женщины не играют, по-видимому, у них первой роли, как на Маре, но не
подчинены мужчинам, как на древней Земле, и даже каким-то способом влияют на
поведение мужчин. Сами они тоже принадлежат к изучающим, хотя и должны будут
выполнять все обязанности матерей. Эта двойная нагрузка представляется
странной. Может быть, моя Эра, проснувшись, ближе сойдется с ними, поймет
их. Но ее нет со мной...
Боль в затылке невыносима. Что предвещает она? Скорый мой конец?
Старшая из земных женщин, местная Сестра Здоровья, изучавшая окоченевший
труп фаэтессы, сомневается, полностью ли я подобен человеку и можно ли ко
мне применять знакомые ей средства?
Но боль в затылке ничтожна по сравнению с болью в сердце. Ловлю себя на
том, что я, ради любви к людям ушедший из своего времени, недостаточно
сердечно отношусь сейчас к ним.
После совместного полета с Далем (так зовут брата вождя прилетевших
людей) к "Хранилищу Жизни" и бесплодных попыток включить автоматы для
пробуждения Эры я узнал, что земляне решили переправить "Хранилище Жизни" к
Земле, чтобы изучающие могли там применить все свои знания для спасения Эры.
Я благодарен им, я не напрасно поверил в них, погружаясь в холодный сон, но
ведь у людей нет нужных знаний!..
Я охотно согласился помочь вождю прилетевших людей, Галактиону, в
попытке найти мариан. Правда, цели у нас с ним разные. Он стремится найти
лишь следы их былого пребывания на Маре, убежденный в гибели их цивилизации,
мне же нужны сами мариане, близкие мне дети моего народа, сохранившие
древние секреты холодного сна и способные пробудить Эру.
Самое трудное - это не поддаваться ужасающему одиночеству, победить
свое горе, победить самого себя. Мне удалось это сделать, потому что мое
желание спасти Эру совпало со стремлением людей разведать Мар и спуститься
на его поверхность.
Но что я увижу там? Становилось жутко. Ведь тысячелетия прошли не
только в космосе, они пролетали и на Маре. Какой они оставили след? Ведь
ничто в мире не может быть неизменным. Неужели прав холодный Галактион?
Я указал пилотам, в какое место следует посадить корабль, чтобы
оказаться вблизи Города Долга.
Город Долга! Его символом были древнейшие стихи Тони Фаэ!.. Как
хотелось мне прочесть их людям на земном языке!
У меня был пример Даля, овладевшего мертвым языком мариан и опыт
изучения живых языков древней Земли. И я принялся изучать современный язык
землян. Он назывался русским, одним из распространенных в числе многих.
Мой словно просветлевший за бесконечно долгий отдых мозг был подобен
земной высохшей губке, жаждущей влаги. Он с легкостью впитывал в себя новые
понятия. Люди радовались моим успехам и уже обменивались со мной репликами
без переводчика.
К этому времени "Поиск" (улыбка судьбы снова свела меня с этим
названием корабля) опустился на Мар.
С той же тревогой, что и люди, смотрел я на поверхность родной планеты,
которую, казалось, оставил совсем недавно.
Сколько охватывал взор, во все стороны простиралась голая равнина,
изрытая полузанесенными песком ямами. На непривычно близком (по сравнению с
Землей) горизонте виднелась серебристая башня "Поиска", а за нею - горная
гряда.
Хребты были на прежних местах, но в остальном я не узнавал Мара. Где же
оазисы, на которых работали мариане в скафандрах? Где же марианская
растительность, пусть уступающая земной, но все же живучая, сочная, вкусная?
Наконец, где же тоненькие цепочки следов остродышащих ящериц, единственных
живых существ, обитавших на поверхности Мара?
Пустыня была мертва. Поражала отсутствием знакомого кратера, в котором
прежде был оазис с утесом городских шлюзов перед ним.
В моем шлеме люди поместили электромагнитное устройство, позволявшее
мне слышать их голоса. Я уже достаточно понимал теперь каждого из них, но в
решительную минуту нам приходил на помощь Даль.
Глядя на мертвые пески, Галактион сказал:
- Анчару бы расти в этой пустыне чахлой и скупой.
- Анчар - ядовитое дерево смерти из стихов нашего великого поэта, -
объяснил Даль.
Дерево смерти! Даже ему не было места в пустыне!..
- Оазис... здесь... был, - выговорил я на языке людей.
- Оазис? - переспросил Галактион. - Был? Это очень верно! И совпадает с
моей теорией гибели марсианской цивилизации.
Несколько дней прилетевшие люди, называвшие себя археологической
экспедицией, с помощью хитроумной машины раскапывали горы песка. Однако все
было напрасно.
Фиолетовое небо, красноватые пески, синие, словно земные, тени, горы...
"Планета Анчар", как назвал Мар Галактион, объясняя, почему никто не
обнаружил здесь следов жизни.
Мой скафандр фаэтов был неуклюж, и я почти не мог помогать людям. Как я
жалел, что у меня не было легкого скафандра, в каком я выбегал когда-то на
поверхность Мара!
Обе женщины были лучшими помощниками Далю, чем я.
- Галактион! - позвала старшая (Эльга) мужа. - Твердая порода.
Оплавленный гребень. На метеоритный кратер непохоже.
У меня перехватило дыхание. Я хотел объяснить Галактиону что мы у цели!
Но все русские слова разом вылетели у меня из головы. А Даль был занят с
младшей из сестер (Таней) определением состава найденной породы. Он называл
обнаруженные вещества, которые говорили им многое (а для меня были новыми
понятиями), доказывали, что здесь когда-то произошел ядерный взрыв.
Я понял, что ядерные взрывы - это и есть распад вещества, погубивший
цивилизацию фаэтов.
- Галактион, - торжественно сказал я, - мы у цели. Вы, люди, обнаружили
занесенный песком кратер, оставшийся от войны распада между базами Фобо и
Деймо, начатой накануне гибели Фаэны. Город Долга поблизости. Его почему-то
тоже занесло песком.
- Потому что некому стало очищать скалу от наносов, - уверенно ответил
мне вождь людей.
- Стебелек! - раздался взволнованный крик младшей сестры, Тани.
- Это первая такая находка на Марсе, - обрадовался Даль. - Спасибо
тебе, Инко, без тебя мы не нашли бы.
Я с грустью рассматривал стебелек со свернувшимися трубочкой листьями.
Трудно было в нем узнать предка той самой кукурузы - дара звезд, - которая
была привезена нами на Землю. Когда-то подземная река по прорытому древними
марианами глубинному руслу питала влагой исчезнувший оазис. Но, видно, еще
действовала былая оросительная система, если стебелек рос здесь сам собой!..
Галактион сказал:
- Если и было орошение, то давно заброшено. Можно удивляться, что
потомки фаэтов так долго жили на неприютной планете. Возможно, они
переселились на Землю и какой-нибудь земной народ-завоеватель и являет собой
их потомков.
Меня покоробило это предположение:
- Мариане не способны на завоевания!
- Но твои рассказы, Инко, должны были заронить в твоих соплеменниках
желание жить под открытым небом, дышать естественным воздухом среди щедрой
природы. Ради этого можно было и потеснить на Земле малокультурные племена.
Все ясно! Очевидно, мариане и составили основу населения материка Мю! Вот
почему там была так высока культура. Моя гипотеза подтверждается, многое
становится понятным!
Что я мог возразить? Отказываться от надежды, что потомки
переселившихся на Землю мариан сохранили в древних письменах секрет
холодного сна? Я стал расспрашивать о материке Мю.
- Увы, друг, - ответил Даль. - Материк Мю если и существовал, то погиб
в одном из катаклизмов, потрясших Землю многие тысячи лет назад. Едва ли
кто-нибудь мог выжить или сохранить письмена. Но земные ученые помогут тебе,
откроют секрет холодного сна вновь.
Галактион торопил продолжать раскопки, ему хотелось добраться до утеса
шлюзов, и он все расспрашивал меня, где его искать.
Я первый заметил хорошо знакомый мне по прежней жизни на Маре зловещий
столбик песка на горизонте. Я предупредил людей о надвигающейся опасности.
- Мы не станем бросать раскопки, - упрямо заявил Галактион. - Лишь ради
них мы здесь.
- Надо спасаться, - убеждал я.
Я уже переживал подобную бурю, когда с Моной Тихой отправился в
заброшенный Город Жизни искать Тайник Добра и Зла.
Буря, как и тогда, упала прямо с неба. Люди еще не знали, что на Маре
вихревые возмущения атмосферы перемещаются не только по поверхности планеты,
но и вертикально.
Вихрь обрушился на пустыню, и она ожила в неистовом, но мертвом
движении. Ураган сбил всех с ног, кроме меня, устоявшего благодаря
неуклюжему и все же устойчивому скафандру фаэтов.
Внутрь шлемов проникал грохот бури, пересыпавшей горы песка. Небо
скрылось. Тяжелые тучи спустились к самой поверхности, а им навстречу встала
черная колонна, которую люди зовут смерчем. Упершись в небо, он словно
закрутил там тучи спиралью.
Скоро и мой скафандр не удержал меня на ногах. Я оказался рядом с
Галактионом, который пытался с помощью электромагнитной связи передать на
корабль местонахождение своей экспедиции, чтобы пилоты могли откопать нас.
Я услышал в шлеме и голос Даля, говорившего на родном мне языке. Он
тревожился, но не за себя, даже не за женщин, а за меня, свидетеля
древности.
- Нельзя, чтобы все так нелепо кончилось, - сказал он.
- Нельзя, - согласился я, думая о спящей Эре. - Будет страшно, если она
проснется, а меня не будет.
- Мы выживем, Инко! Нам нельзя не выжить!
- Ты знаешь, горячий Даль, когда меня еще не повалило, я успел
заметить, что черный смерч, пройдя вблизи: засыпанного кратера, на миг
оголил знакомый утес шлюзов.
- Вот видишь! Я говорю, мы не имеем права погибать! - воскликнул Даль,
но уже по-русски.
- Не имеем, - подтвердил Галактион.
- Как же нам выбраться? - спросила Таня. - Нас засыпало, как в могиле.
- И она замолчала.
- Не смей, Таня! Ты девушка Земли, - сказала Эльга, очевидно не желая,
чтобы люди проявляли при мне слабость.
А я и сам был слаб. Я был в отчаянии от того, что не могу что-либо
сделать, никому не могу помочь, что никогда больше не увижу ни Мара, ни
Земли, ни Эры...
И тут Даль сказал:
- Выжить - это наш долг.
Долг? И я прочитал на родном своем языке стихи о Долге:
И ветвью счастья
и цветком любви
украшен
Древа Жизни ствол.
Но корни!..
Без них засохнет ветвь, падут цветы.
Мечтай о счастье, о любви и ты,
но помни:
корень Жизни - ДОЛГ!
- Сильные слова, - помолчав, сказал Даль и добавил по-русски: - Люди в
неоплатном долгу перед марсианами, предотвратившими столкновение Земли с
Луной.



ГЛАВА ПЯТАЯ. УЧЕНИЕ СТРАХА


С горьким чувством иду я по затхлым и пыльным галереям глубинного
Города Долга. Только в ближних к шлюзам пещерах можно встретить бесшумные
тени... Да, только тени мариан! Как мало напоминают они моих современников!
Великий Жрец всюду сопровождает меня. Походя на большеголового ребенка
с тоненькими ручками и ножками, он не достает мне до плеча и говорит
дребезжащим, плаксивым голосом:
- В древней келье, которую отыщет божественный Инко, будет создан Храм,
где поклоняющиеся воздадут сердечную хвалу сыну Моны-Запретительницы.
Мне уже привелось быть богом Кетсалькоатлем на Земле, и я поклялся
никогда больше не играть подобной роли; и вот, спустя тринадцать тысяч
земных лет, помимо моей воли меня снова провозглашают божеством, но теперь
на родном Маре, не знавшем в мое время никаких суеверий.
Старичок привык к моим протестам и терпеливо разъясняет божественное
учение Страха.
- Как могли вы дойти до этого? - перебиваю я.
И старый Жрец не устает напоминать, что еще Великий Старец (их главный
бог!) первым наложил запрет на опасные знания. Затем его великий пророк Мать
Мона запретила полеты в космос к Земле, населенной чудовищами, которые
вырывают друг у друга сердца и стремятся в своей свирепой жестокости к
захвату чужих стран, к порабощению или уничтожению народов. И эти демоны
непременно прилетят на Мар, чтобы разделаться с марианами. У мариан одно
средство спасения: уйти навек в глубинные убежища и никогда не появляться на
поверхности. Вот почему уже тысячи циклов в пустынях Мара не найти никаких
следов мариан, все оазисы засыпаны песком, великое орошение талыми водами
полярных льдов заброшено, мариане питаются только тем, что можно получить в
недрах.
Итак, Великий Старец - первый бог, а чудесные стихи Тони Фаэ, нашего
древнейшего поэта, стали теперь бездумными молитвами. Мариане бормочут их во
время религиозных обрядов. Невежество порождено страхом, разложившим
культуру, убившим Знание. Не мудрено, что ни Великий. Жрец, изучавший больше
других, ни кто-либо другой из мариан ничего не слышали о холодном сне. Для
них я просто бессмертен, как и подобает богу. Бедная моя Эра! Кто пробудит
тебя? И когда?
С немалым трудом нахожу я в сети новых пробитых туннелей старую "пещеру
подземного дерева". Конечно, от растения не осталось и следа, но древние
кельи на месте. И сердце болезненно сжалось. Грустно смотрю я на знакомую с
детства стену. Сейчас здесь нет энергопотока и на ней не вспыхивает красками
взрыв метеорита, сразивший моего отца. На месте былой картины в каменных
натеках с трудом можно угадать древний барельеф с чудо-башней фаэтов, с
помощью которой они летали среди звезд. При виде очертаний сказочного
корабля горькие воспоминания охватывают меня. Рассматриваю сохранившиеся
фигурки в диковинных скафандрах, и они оживают в моей памяти. Вот там с краю
могла бы стоять Кара Яр, холодная и яркая, мужественная и спокойная. Рядом с
нею Нот Кри, острый, всегда споривший, ничего не принимающий сразу,
бесстрастный в суждениях, но безутешный в любви и горе. Одна нашла себе
могилу в земле инков, разверзшейся под нею, другой не пожелал выплыть из
водоворотов острова Фату-Хива. А вот справа - моя несравненная, нежная,
кроткая и самоотверженная сестренка Ива! Она осталась на Земле ради людей с
другом своей жизни, мудрым добряком Гиго Гантом. А вот эта, едва различимая
фигурка в центре, словно прикрытая каменным занавесом, могла бы быть моей
Эрой, которая не умерла, как все другие, и которая все же не жива... С
потолка кельи свисает сталактит. Его не было прежде. С полу к нему тянется
оплывший сталагмит. Здесь, на этом месте, услышал я впервые и стихи Тони Фаэ
о Долге: "Мечтай о счастье, о любви и ты, но помни: корень Жизни - ДОЛГ!
Я произнес эти знаменательные слова, когда нас с людьми засыпало песком
и уже не осталось надежды на спасение.
А жрецы Страха, оказывается, в ужасе наблюдали за действиями страшных
пришельцев, свирепых демонов Земли, ищущих вход в Город Долга, чтобы вырвать
сердца у мариан, захватить их родные пещеры.
И жрецы исступленно молили всемогущего бога. Великого Старца, спасти
мариан, послать на земные чудовища все силы Мара.
И когда, словно в ответ мольбам, тучи песка взмыли в воздух и черный
смерч засыпал песком жестоких демонов, на глазах у бледных, перепуганных
мариан навернулись слезы благодарности.
И вдруг электромагнитная связь, перехватывавшая до сих пор лишь
устрашающую речь землян, донесла до мариан слова главной их молитвы, которую
читал кто-то из пришельцев на древнейшем языке мариан, сохранявшемся в
богослужениях.
Мариане были потрясены. Ведь им напомнили о Долге, всколыхнули доброе
начало, заложенное в сердце каждого. И мариане, преодолев свой страх, пришли
на помощь засыпанным песком пришельцам. Они не могли не прийти. Такова была
их сущность.
И в шлюзе города, освобожденные от скафандров, мы, пришельцы (я и мои
новые друзья с Земли), жадно вдохнули сочный искусственный воздух Города
Долга.
Мариане толпились вокруг нас, протягивая тоненькие ручки,
большеголовые, похожие на робких и любопытных детей, наивных, пугливых и
добрых.
Надо было видеть, в каком неподдельном ужасе шарахнулись они в сторону,
узнав, что пришельцы действительно люди с Земли (то есть демоны), а я -
древний марианин, легендарный Инко, сын Моны-Запретительницы, покинувший Мар
более шести тысяч циклов назад, а значит, живое подтверждение божественного
учения Страха. Ведь именно Инко встречался на Земле с чудовищами,
вырывавшими сердца, именно из-за него Мона запретила полеты на Землю.
Я постарался было разуверить их в своей божественности, рассказал о
холодном сне, даже признался, что рассчитываю на их помощь в пробуждении
Эры, но маленькие большеголовые дети лишь недоуменно моргали огромными, как
у ночных птиц Земли, глазами. Они ничего не знали о холодном сне и той, что
спит до сих пор в "Хранилище Жизни".
Даль, мой новый друг, стал с жадностью расспрашивать мариан, которые
кое-как понимали его. Галактион и Эльга показали себя подлинными изучающими.
Несмотря на все пережитое, они были увлечены теперь историей "ископаемой
народности", как назвал Галактион глубинных мариан.
Мне же горько было узнавать историю увядания великой марианской
культуры, наследовавшей цивилизацию фаэтов, а ныне задавленной, поглощенной
религией Страха.
Видимо, не сразу восторжествовало это мрачное учение. Культура мариан
сопротивлялась. И не один раз был нарушен запрет Моны лететь к Земле. Но,
очевидно, привезенные оттуда впечатления говорили не в пользу людей. И
недальновидные Советы Матерей вместе с новыми жрецами повернули цивилизацию
мариан в тупик. Уничтожались всякие следы пребывания мариан на поверхности.
Ее можно было видеть лишь жрецам-стражам через оптические устройства,
которые люди называли перископами.
От такого перископа не отходила младшая из женщин Земли, Таня. Она
больше других страдала от нашего заключения, первая ощутила себя пленницей.
Мариане, конечно, не прибегали к силе, к принуждению. Мы пользовались в
Городе Долга полной свободой. Но скафандров и шлемов с переговорными
устройствами у нас не было.
Когда Таня увидела в перископ двух пилотов "Поиска", бродивших на месте
наших недавних раскопок, она поняла, что не в состоянии дать им о себе знать
без скафандров и шлемов. Она попросила Даля объяснить марианам, что
необходимо сигнализировать пилотам. Но мариане боялись. И слова Даля пугали
их еще больше. Таня не понимала этого, не могла понять.
Мне тоже нелегко было понять, как отказались мариане от познания
Вселенной, вычеркнули из своих знаний звездоведение. Выводы учения Страха,
хоть на чем-то прежде основанные, постепенно выродились, превратились просто
в пугающие образы демонов с Земли. Как же могли мариане выдать свое
присутствие этим демонам, сила которых таилась в их угрожающей башне?
И мариане затаились в своих норах. А вместе с ними свободными
пленниками сидели и мы.
Пилоты приходили к месту раскопок каждый день и, выбиваясь из сил,
пытались откопать наши трупы. Но им удалось найти лишь механический
копатель, которым управлял Даль, и больше ничего.
По-видимому, они получили с Земли какое-то указание, потому что
принесли с собой странное сооружение из легких труб. Вероятно, они оставляли
указательный знак, где "погибла первая марсианская археологическая
экспедиция", чтобы новые корабли землян могли найти это место и откопать
погибших археологов.
Водрузив знак, пилоты двинулись к видневшемуся вдали "Поиску". За ними
тянулись цепочки следов на песке.
- Они уходят! - в отчаянии крикнула Таня и залилась слезами. - Они
сейчас улетят!
Рыдания не надо переводить на другие языки, они понятны всем и на
Земле, и на других планетах.
- Надо догнать, остановить их, - сказал Даль и обратился к Великому
Жрецу, умоляя его отдать хотя бы один скафандр или даже шлем от него, в
котором было переговорное устройство.
Великий Жрец закивал своей тяжеловесной для его хрупкого тела головой,
что означало у мариан отрицание, отказ.
Мне пришлось объяснить это Далю.
Мы с ним вместе прильнули к перископу.
Шлюзы находились над нами, выбитые в утесе. Я хорошо знал их
устройство. Их никто не охранял, да мариане и не способны были применять
силу.
Решение озарило меня. В памяти вспыхнули незабвенные дни юности и
увлечения бегом без дыхания.
Кара Яр, Нот Кри!
Многим тогда это казалось нелепым дурачеством. Но вот настал миг, когда
я должен был доказать, на что способен марианин.
- Что он делает! - закричала Таня. - Остановите его!
Мариане испуганно отшатнулись от меня, когда я ринулся к шлюзам.
Без всякого скафандра, в одном облегающем костюме, в котором я пролежал
тысячелетие в "Хранилище Жизни", я выскочил из шлюза в пустыню.
Здесь, на Маре, я уподобился земным ловцам жемчуга, ныряющим порой на
несколько минут в океан.
В свое время, увлекаясь бегом без дыхания, мы с Ивой и Карой Яр
мечтали, что мариане когда-нибудь смогут приспособиться к острому дыханию,
наподобие остродышащих ящериц, чтобы наши потомки смогли наконец выйти из
глубинных убежищ на поверхность, под фиолетовое небо, победив неуклонное
увядание нашей расы. К сожалению, это так и осталось несбывшейся мечтой. На
деле наши потомки совсем отказались от поверхности планеты с ее непригодной
для дыхания атмосферой. И их раса вконец увяла.
Но я принадлежал еще к прежним марианам, которые шутя, ради спорта,
пробегали без дыхания в пустыне по тысяче и больше шагов.
Помню, как волновал меня всегда переход от пещерных потемок к сиявшей в
лучах солнца пустыне. Правда, это не шло ни в какое сравнение с земным
освещением. Но глаз наш непостижимо приспосабливается к самым резким
изменениям силы света.
Я бежал вначале зажмурившись, потом открыл глаза и увидел перед собой
две удалявшиеся фигуры в скафандрах.
Сколько сот шагов до них?
Ноги мои размеренно двигались, неся меня.
Последний вдох я сделал в шлюзе перед тем, как выскочить в пустыню.
Конечно, ни один марианин не мог представить себе, что это возможно. Но я
должен был спасти людей, я должен был спасти мариан, победив их лжестрах, я
должен был пробудить свою Эру.
Я пробежал шагов триста. В глазах у меня помутилось. Ведь я так давно
не тренировался в этой игре!.. И все-таки навыки, обретенные моим телом
ценой неустанных тренировок, не исчезли бесследно. Даже спустя долгие годы
(я исключаю тысячелетия сна, к счастью ничего не изменившего во мне) весь я,
словно ощущая вернувшуюся юность, превратился в бег. Да, именно не бежал, а
превратился в бег. В другое время я не поверил бы, что это возможно... И еще
мне в помощь дул со спины ветер, больно раня песчинками голый затылок, шею и
уши, но помогая бежать.
Вскоре я почувствовал, что сил больше нет, рот открылся, чтобы глотнуть
отравленный воздух, как это бывает на Земле с тонущими под водой. Мне
показалось, что ноги мои подкашивались, что я падаю, в глазах помутнело.
Но, сильно нагнувшись вперед и вынося перед собой ноги, я не упал. И
еще через мгновение снова с прежней яркостью увидел башню корабля "Поиск",
две фигуры в скафандрах, приближавшиеся к нему.
Я думал только о том, что от того, добегу ли я до корабля или нет,
зависит все будущее Мара, мариан, людей, Эры...
И силы вернулись ко мне раньше, чем я пробежал половину пути до
"Поиска". Снова ноги сами собой понесли меня к цели.
Тут один из пилотов обернулся, может быть, для того, чтобы в последний
раз взглянуть на оставленный знак, насколько он приметен. И он увидел меня,
ошеломленный несуразным видением. Мог ли человек (а я ему представился,
конечно, человеком) бежать без скафандра по марианской пустыне?
Он бросился мне навстречу. Но я бежал быстрее. Сказались мои
натренированные в земных условиях мышцы. Ведь на Маре для меня была лишь
половина привычной тяжести. И я не бежал, а летел к "Поиску".
И я добежал. Я промчался мимо космонавта, спешившего мне навстречу (это
был Крутогоров), мимо другого, только теперь обернувшегося на возглас
командира.
Я ухватился за внешние скобы, как когда-то мой древний друг Чичкалан
(Пьяная Блоха), и взлетел по ним к шлюзу корабля, который открывался сам
собой.
Больше я ничего не помню.

_________________
Братство Б.У.Х.О.Л.О.Г.И.
"Всякий слышит лишь то, что понимает". ПЛАВТ, (III в. до н.э.)
"... и тот, у кого нет меча, пусть продаст свою одежду и купит меч" Евангелие от Луки


          Вернуться наверх  
 
 Заголовок сообщения: Re: Александр Казанцев. *Фаэты*
СообщениеДобавлено: Сб 23 май, 2015 03:54
  

BARABA
Модератор
Модератор
Пользователь: #1668
Зарегистрирован: 2008-06-04
Сообщений: 10198
Откуда: Кузнечики, Юг Подольска!
Медали : 3
более 7 лет на форуме (1) Репутация 500 (1) Мероприятие 1 (1)


Пункты репутации: 1021
ранг 100ранг 100ранг 100ранг 100ранг 100ранг 100ранг 100ранг 100ранг 100ранг 100
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ДОЛГ РАЗУМА


Любовь, гений, труд - все это вспышки сил, вышедших из единого
пламени...
Р. Роллан


ГЛАВА ПЕРВАЯ. ПРОБУЖДЕНИЕ


Я поклялся вернуться к своим запискам лишь в день пробуждения Эры. И
вот я дождался его...
Трудно передать, что переживаю я сейчас, умудренный несколькими
жизнями, которые прожил на непохожих планетах в разные тысячелетия.
Я снова чувствую себя робким, как в непостижимо далекой юности. Мне
страшно предстать перед Эрой. Какие чувства вызову я в ней: радость или
горе? Имею ли я право что-либо напоминать ей, вступающей в новую жизнь? Люди
слишком часто разрушают свои семейные пары, расходятся. Можем ли мы с Эрой
быть исключением?
Вместе с двумя земными учеными вхожу я в космический корабль ближних
рейсов, который постоянно курсирует между земными научными центрами и
"Хранилищем Жизни", доставленным на околоземную орбиту.
Сколько раз я уже подлетал к этому космическому центру, выросшему
вокруг прозрачной камеры, где продолжала спать моя Эра!
В стороны от прозрачного куба протянулись толстые спицы огромного
колеса, напоминающего Фобо. По существу, это и было орбитальной научной
станцией, на оси которой, сохраняя невесомость парящего в воздухе саркофага
Эры, находилось "Хранилище Жизни". В ободе же колеса, где ощущалась
нормальная земная тяжесть, работали, сменяя друг друга, ученые. Сменяя... в
поколениях.
Сколько раз посещал я их лаборатории, знакомясь с ходом столь трудных,
требующих непостижимой выдержки и терпения планомерных и неотступных работ.
И всякий раз я просил провести меня к прозрачной камере с висящим
саркофагом, вход куда до поры до времени был строжайше запрещен. Через
прозрачные стенки и крышку гроба, биованны, я с болью любовался чертами
дорогого мне лица.
Оно, как на миллионах изображений, знакомых каждому живущему на Земле,
оставалось прежним, готовым улыбнуться, ожить, радуясь свету и добру...
Я занимал кресло напротив профессора Петрова. Но это не он, не вождь
первого отряда людей, разбудивших меня. По фантазии родителей имя его звучит
как игра слов. Неон Дальевич Петров, - сын моего первого друга среди новых
людей. Виднейший биолог (Жизневед по-мариански) объединенного мира Земли,
посвятивший свою жизнь проблеме анабиоза высших организмов. В свое время
Даль сказал, что если не он, то его сын Неон сделает так, что я увижу свою
Эру живой и по-прежнему прекрасной.
Сам он занимался совсем иными проблемами, но слово свое сдержал.
Напротив меня сидели его сын и его внук, заслуженный профессор и молодой
ученый. Десятки тысяч животных были погружены ими в холодный сон и
благополучно вернулись к жизни. Более тысячи человек проделали на себе
опаснейший эксперимент, и пробуждены. И последним из них был сам Неон
Петров. Потому он кажется таким молодым, хотя недавно отметил свой
пятидесятилетний юбилей, а также появление внучки, которую назвали Эрой, - в
честь моей подруги, ждавшей своего пробуждения, и в честь новой эры (таково
совпадение звуков марианской и земной речи!), наступившей со дня начатого
полвека назад космического "переливания крови".
Сын Неона Иван сам разбудил отца после его семилетнего сна в анабиозе.
Это была первая видная научная работа молодого ученого.
Но что значит семь лет по сравнению с тринадцатью тысячами лет сна моей
Эры! Но ведь я-то живу, как и все остальные на Земле, спавшие только по
ночам! Так я успокаиваю сам себя.
Неон уверен в успехе пробуждения, к которому так долго никто не решался
приступить. Но я знаю: более критически настроенный и не по летам осторожный
Иван волнуется.
Из тысячи человек, погружавшихся в анабиоз, только двое не проснулись.
И трое скончались вскоре после пробуждения.
- Только пять человек на тысячу, - говорил отец.
- Целых пять человек на тысячу! - говорил сын.
Все зависит, как на это смотреть...
Но почему мне волноваться? Поколения ученых в течение полувека во всех
тонкостях изучали аппаратуру древних мариан. Разобрав на детали
саркофаг-биованну, в которой я спал, они построили второе "Хранилище Жизни"
и для пробы усыпляли и пробуждали в нем животных и людей, самоотверженно
шедших на риск.
Чем отплатить мне им? Впрочем, они рассматривают свои усилия как
выполнение долга перед марсианами, в свое время предотвратившими
столкновение Земли с Луной.
Пилоты привычно подвели космический корабль к месту стыковки. Сердце
колотилось во мне, готовое выскочить. Я не думал, что оно может так вести
себя у стариков.
Бритое, энергичное, оттененное седыми висками, пожалуй, даже чуть
суровое лицо Неона Петрова спокойно, а Иван щурится, проводит рукой по
белокурым длинным волосам и нервно теребит курчавую, плохо растущую бородку.
По внутреннему переходу в месте стыка корабля мы перебираемся на
орбитальную станцию. Научные сотрудники исследовательского центра
почтительно встречают своего руководителя и радуются Ивану, общему любимцу.
Неон действует быстро и решительно. Слишком много времени уже было
затрачено на подготовку. Он предлагает немедля приступить к пробуждению Эры.
К своему изумлению и радости, я узнаю среди присутствующих, прилетевших
раньше нас, своих старых друзей: прежде всего Эльгу Сергеевну, ныне
члена-корреспондента Академии наук, все еще бодрящуюся, но досадно
пополневшую женщину с белоснежными волосами, заложенными тяжелым узлом на
затылке. Десять лет назад я присутствовал на ее серебряной свадьбе с
академиком Леонидом Песцовым. Галактион Петров, тоже уже давно академик, не
мог ей простить разрыва с ним, и, хотя прошло много лет, все же не явился на
их серебряную свадьбу. Но сюда он прилетел. Очень постаревший, сутулый,
обрюзгший, с ненужной в условиях невесомости, но привычной палочкой в руках,
он стоял в стороне, удерживаемый магнитными подошвами. Он присутствовал
здесь как самый почетный гость, как руководитель первого отряда ученых,
нашедших в космосе "Хранилище Жизни".
А вот Даля и его жены Татьяны Сергеевны, близких моих друзей, не было.
Оба они долго жили в Антарктиде. Он освобождал ото льда материк, а она
искала там стоянки доисторического человека, и не только искала, но и нашла!
Успела найти до своей кончины... Я обещал прилететь туда к Далю, и,
возможно, с Эрой, после ее пробуждения...
После пробуждения!
Как предстану я перед нею, седобородый глубокий старик, заканчивающий
свою жизнь на Земле, куда мы с Эрой так стремились. Ей еще предстоит увидеть
дальнейшую жизнь людей, которые распространяют сейчас на весь земной шар те
принципы, которые мы с нею вместе закладывали когда-то в основу общины
инков: трудятся все, бесплатный хлеб всем...
Кем я стану для Эры? Древний старец, лишь носящий имя любимого в
прошлом юноши? Живое, но дряхлое материализовавшееся вдруг воспоминание о
прежней жизни?
Впрочем, я не так уж дряхл. В особенности если сравнивать меня с
Галактионом или хотя бы с тем же неистощимым весельчаком Песцовым, супругом
Эльги Сергеевны. По курьезному стечению обстоятельств, если сбросить со
счетов время моего многотысячелетнего сна, то я как-никак моложе этих
академиков.
Слабое утешение! Вряд ли оно поможет Эре перенести неотвратимый удар.
Но ничего не поделаешь. Можно с помощью холодного сна перескочить через
десяток тысячелетий, но невозможно двинуться хоть на день назад, не говоря
уже о том, чтобы помолодеть хоть на десять лет! Таков закон причинности!
Десять лет! Смешно! Что значат они в моем преклонном возрасте?
Восемьдесят, семьдесят - не все ли равно!
Чтобы быть ровней моей Эре, мне надо помолодеть на пятьдесят, вернее,
на пятьдесят один земной год!..
Цилиндрический коридор, в конце которого помещалось "Хранилище Жизни",
чем-то напоминает мне оранжерею фаэтов, хотя и не прозрачен.
Мы, присутствующие при пробуждении, стоим около единственной прозрачной
стенки, примыкающей к "Хранилищу Жизни". Отсюда виден висящий в воздухе гроб
моей Эры. Впрочем, его надо называть биованной.
Иван ведает автоматикой, той самой, которая не сработала полвека назад.
Неон руководит последовательностью операций, отвечая за их биологический и
психологический результат. Мы с ним долго обсуждали, как подготовить Эру к
встрече со мной.
Неон - человек редкого хладнокровия и чуткости. Меня он понимал не то
что с полуслова, а просто с одного взгляда. Мне не приходилось встречать
подобных людей на Земле или марсиан на Марсе, даже в мое далекое время. В
нем словно одновременно жили Нот Кри, Кара Яр и Гиго Гант, друзья моей
прошлой жизни.
Он утешал меня:
- Хорошо, что тебе, Инко, не удалось в свое время включить автоматику
биованны Эры. Из-за обнаруженных неисправностей Эра никогда не проснулась
бы.
Так или почти так сказали бы мне Кара Яр или Гиго Гант.
- Чудо, что тебе удалось проснуться самому. Теперь все будет в порядке.
- Это уже звучал голос Нота Кри.
И так же, как пятьдесят один год назад, видел теперь я заполнившийся
мутным туманом прозрачный куб "Хранилища Жизни". Но теперь передо мной был
специальный экран, на котором можно было видеть без помех все, что
происходит в камере.
Крышка гроба поднялась, та самая крышка, которую я так безуспешно
пытался поднять силой воли, даже отчаянием.
И лицо Эры вздрогнуло. Ресницы шевельнулись. Нежные губы растянулись
между ямками щек. Она улыбнулась!
Это было невероятно!
Незадолго до этого ледяная, мертвая, как метеорит, она ожила теперь в
улыбке...
Глаза ее открылись, и она стала кого-то искать около себя. Потом
сделала движение корпусом (ее мышцы уже были разогреты массажем, им была
возвращена былая сила). От этого движения тело ее взмыло над гробом и
повисло в тумане. Теперь сквозь мутную пелену можно было разглядеть две
отделившиеся одна от другой тени.
Наука Земли победила! Чудо свершилось! Но почему же чудо? Тринадцать
тысяч лет? Но ведь одноклеточные организмы, обнаруженные в вечной мерзлоте
Земли, оживали спустя двести пятьдесят миллионов лет! Значит, не чудо, а
явление природы, которым можно овладеть. И я сам тому первое доказательство.
Но теперь не я один буду свидетелем древности.
На экране видно было, как озабоченно озирается Эра, конечно разыскивая
меня. Она уже заметила исчезновение из камеры второго саркофага. Он был
давно извлечен, чтобы на нем изучить всю технику марианского холодного сна.
Неон Петров подошел ко мне и тихо сказал:
- Ты можешь обратиться к ней, Инко. Она должна узнать твой голос,
если... если память ее проснулась вместе с ней.
Неон испугал меня, и я поспешно позвал Эру через микрофон:
- Эра, родная! С добрым утром новой жизни!
- Инко?! Какое счастье! Ты уже проснулся? Где же ты? Кто нас разбудил?
Люди или мариане?
- Люди, подруга моя! Люди, которые достигли того уровня развития, о
котором мы для них мечтали.
- Как хорошо, - вздохнула Эра. - Но где же ты, почему я только слышу
твой голос и не вижу тебя?
Я любовался лицом Эры на экране, сменой на нем радости, недоумения,
тревоги, потом снова счастливой улыбки.
Профессор Неон Петров решительно открыл дверь в прозрачную камеру,
столько времени запретную, и смело вошел в нее. Клубы пара вырвались ему
навстречу и окутали нас, словно морозный воздух Антарктиды, ворвавшийся в
теплое помещение.
- Приветствую тебя, дочь мудрых мариан, просветительница людей! -
сказал он на языке древних мариан, специально овладев им с помощью аппаратов
"Черного Принца" и моей с Далем консультации. - Приветствую тебя, гостью
людей, вступающую в новую жизнь.
- Привет тебе, Человек, знающий наш язык. Но я могла бы сама говорить с
тобой на одном из земных языков. Скажем, на языке людей Толлы или инков,
наконец даже на языке шумеров.
- Лучше я буду говорить на твоем языке, самоотверженная Эра. Языки, о
которых ты вспоминаешь, почти все забыты на Земле.
- Ты пугаешь меня. Человек. Я только что слышала голос моего Инко, но
вижу только тебя. Что с ним? Жив ли? Не запись ли его голоса слышала я?
- Он жив и ждет тебя. Но я должен убедиться в твоем хорошем
самочувствии прежде, чем подвергнуть тебя столь тяжелому потрясению.
- Потрясение? Ты правильно сказал на нашем языке? Почему потрясение? Не
все удачно было с его пробуждением?
- С его пробуждением было все удачно.
- Значит, с моим? - догадалась Эра.
Неон помог Эре встать на пол камеры и научил пользоваться магнитными
подошвами.
- Ты - Человек, пробудивший моего Инко? - спросила Эра, возясь с
ботинками и поглядывая снизу вверх на Неона.
- Нет, не я, которого зовут Неон, а мой отец Даль.
- Он был стар, твой отец, когда пробуждал моего Инко? - осторожно
спросила Эра, выпрямляясь.
Подошел Иван Петров, застенчиво глядя на прекрасную царевну из давней
сказки.
- У него бородка как у моего Инко в юности, - кивнула в его сторону
Эра.
- Это мой сын и первый помощник. Имя его Иван.
- Шумеры звали моего Инко Оанном. Где он? Ты не ответил, как давно твой
отец разбудил его?
Неон медлил с ответом, и это намеренное промедление было подготовкой к
тому, что должно было обрушиться на Эру.
- Мой отец Даль, первый знаток языка мариан, разбудил твоего Инко еще
до моего рождения.
На минуту повисла тишина. Слышалось постукивание чьих-то магнитных
подошв.
- Но у тебя взрослый сын! - с ужасом произнесла, наконец, Эра. - Или
теперь вырастают быстрее?
- Прежде чем наши жрецы здоровья начнут знакомиться с тобой, чтобы
оградить тебя от всех невзгод, ты увидишься со своим Инко.
На лице Эры легли решительные морщинки между бровей и по обе стороны
губ.
- Я готова ко всему, - раздельно произнесла она.
Неон сделал знак, и я отделился от толпы встречающих Эру в новом
тысячелетии и направился в прозрачную камеру. Я старался держаться прямо,
почти отрываясь от магнитных подошв, которыми прищелкивал при каждом шаге.
Туман уже рассеялся, и Эра могла видеть меня.
Я был неоправданно слаб. Все два года, которые Неон после собственного
пробуждения готовился к пробуждению Эры, я ни разу не рискнул посмотреть на
себя в зеркало. Мне было страшно. Но свою белую бороду я мог видеть и без
зеркала. Конечно, ничего не стоило ее отрезать. Но разве в ней только было
дело? Я старался, все эти годы живя предстоящей встречей с Эрой,
поддерживать в себе бодрость. Никто прилежнее меня не занимался физическими
упражнениями, бегом (и даже без дыхания!). Поэтому я выглядел моложе дряхлых
стариков Галактиона и Песцова. Но все равно я представал перед Эрой глубоким
старцем.
И мы встретились...
Она еще неловко стояла на прилипших к полу магнитных подошвах. Увидев
статного, как она потом признавалась, старца с длинной белой бородой, она в
первый момент не могла поверить, что это я. Но потом поняла все,
подготовленная к жестокой правде умными словами Неона.
Она бросилась ко мне, прильнув к моей груди, едва доставая мне до
подбородка, пряча лицо в моей бороде.
Я гладил ее плечи.
- Мы будем вместе, - говорил я. - Считай меня своим отцом в этом мире.
- Ну нет! - воскликнула она и подняла ко мне свое лицо, покрытое
первыми в новом мире слезами. - Нет, Инко! Если ты сам в сердце не
изменился, ожидая меня, то я уж, во всяком случае, не изменилась.
- Лучше бы я умер, - прошептал я.
- Как ты можешь так говорить? Ведь тогда бы мы не были вместе сейчас!
- Но между нами полвека.
- Разве это пропасть тысячелетий? Мы вместе перешагнули через них и,
пока живы, будем вместе.
- Вместе! Наконец-то вместе! - сказал я, вглядываясь во влажные глаза
моей воскресшей, прекрасной подруги.


ГЛАВА ВТОРАЯ. ПЕРЕЛИВАНИЕ КРОВИ


Поземка только начиналась. Белая пустыня, недавно разделенная
золотистой дорожкой, протянутой к багровому солнцу, теперь вспенилась и
кипящим морем ринулась на вездеход.
Но машина уверенно продолжала свой путь по накатанной дороге к "Базе
переливания крови", как назывался кочующий по Антарктиде лагерь запуска
ледяных ракет.
Вскоре пенный поток скрыл колею. Белые языки взмывали к тучам, холодным
пламенем охватывая вездеход. И он уже будто плыл по белому кипящему морю,
уровень которого зловеще поднимался, наполовину затопив летящим снегом
кабину.
Пока пурга разыгрывалась, оба пассажира любовались непривычной стихией.
Ведь каждая крупинка здесь была застывшей водой, столь редкой на Марсе.
Скоро в окна уже ничего не стало видно. Вездеход словно опустился на
дно бушующего потока. Дикий свист и вой проникали сквозь обшивку кузова и
леденили кровь.
Но экипаж машины был спокоен. Локаторы позволяли впотьмах двигаться и
полярной ночью, и в лютую пургу.
Могучий старец смотрел в мутные окна с улыбкой. Он бывал здесь не раз.
Его молодая спутница невольно жалась к его плечу. Иногда они обменивались
молчаливыми взглядами.
Они все еще не могли наглядеться друг на друга. Со стороны можно было
подумать, что это любящий дед и внучка. Но это были муж и жена,
соединившиеся в самую страшную бурю на Земле и теперь трагически разделенные
по возрасту полувеком.
Старец все внимательнее всматривался в знакомые и, казалось бы, на
глазах меняющиеся черты любимого лица. Он старался думать, что счастлив, что
скоро они вместе с Эрой полетят на родной Марс, а сейчас увидят, как
взлетают в космос исполинские ледяные глыбы. Они уносились туда изо дня в
день вот уже пятьдесят лет.
Теория вероятностей, имея дело с большими числами, не может исключить
единичных отступлений, аварийных случаев, когда запущенный в космос
многомиллионный по счету айсберг из-за отказа двигателей вдруг обрушится
обратно на Антарктиду или в океан. За все пятьдесят лет выполнения
галактического плана Петрова было отмечено два таких случая.
И вот по стечению обстоятельств третий случай приключился именно тогда,
когда вездеход с двумя бесценными для человечества гостями Земли двигался по
остаткам ледяного панциря Антарктиды.
Если бы ледяной снаряд размером с многоэтажную башню, как и все
остальные, долетел до Марса, то при падении образовал бы там кратер,
разбросав сверкающие осколки.
Этого не произошло. Ледяная глыба обрушилась рядом с вездеходом и
ударила раздробленным хвостом по кабине.
Механик-водитель и штурман были сразу убиты на месте. Оба пассажира
лежали без сознания, обливаясь кровью.
Первой, спустя немалое время, пришла в себя Эра. Она увидела перед
собой по-былому рыжую, а не белую бороду Инко, и не поверила глазам. Не мог
же он вдруг помолодеть?
Но он не помолодел. Просто его борода была окровавлена.
Эра заставила себя пошевелиться. Оказывается, хоть и оглушенная, она
может двигаться.
С ужасом увидела она смятую кабину управления и два изуродованных трупа
в ней и зарыдала.
Но тотчас взяла себя в руки. Она была когда-то врачом и умела
повиноваться долгу. Людям уже не помочь, но умирающий Инко лежал рядом.
Эра расстегнула на нем одежду, обнажила зияющую рану на шее. Нашла в
аптечке бинты и умело остановила кровотечение. Страшно было подумать,
сколько крови он уже потерял! Лицо его стало землистым, губы ссохлись, грудь
судорожно вздымалась.
Как же дать людям знать о несчастье?
Эра с трудом открыла внутреннюю дверь в кабину управления: незнакомая
аппаратура, ни конусов, ни сфер, ничего привычного по "Поиску" или глубинным
городам. Где же тут приборы электромагнитной связи? Работают ли они?
И Эра в отчаянии стала наугад крутить маленькие цилиндрики ручек. При
этом она рассказывала о том ужасе, который произошел. И вдруг догадалась,
что все напрасно. Если ее даже и услышат, то ни слова не поймут.
Она стала говорить на языке людей Толлы, на языке инков, даже древних
шумеров. И, наконец, зарыдала по-женски, горько и безутешно. Всхлипывая, она
повторяла уже только марианские слова.
Но сколько она ни крутила незнакомые ручки, в кабине не раздалось ни
звука. Очевидно, никто не услышал одинокого призыва о помощи. И никто
вовремя не найдет исковерканного вездехода с умирающим марсианином Инко и
его беспомощной подругой.
И тогда марсианка, подчиняясь скорее отчаянию, чем здравому расчету,
решила двигаться к "Базе", таща на себе бесчувственного мужа.
Она смастерила из обломков вездехода подобие саней, никогда в жизни их
не видя, использовала полозья, со слезами упорства высвободив их из-под
вездехода. На эти полозья она положила Инко, закутав его всем, что только
могла найти в вездеходе. Потом впряглась в самодельные лямки и потащила сани
навстречу морозному ветру.
Колючий снег бил в лицо, слепил глаза. Впрочем, увидеть что-либо и так
было невозможно.
Эра лишь стремилась не сбиться с колеи, по которой тянула полозья.
Навстречу летело холодное, обжигающее пламя, состоящее из крупинок застывшей
влаги. И даже слезы на глазах превратились в льдинки, ресницы смерзлись.
Дышать становилось все труднее. Тело изнемогало от усилий.
Как сурова, оказывается, прекрасная Земля!
Эра, собрав все дремавшие в ней тринадцать тысяч лет силы, закусив
омертвевшие губы, исступленно двигалась вперед.
Она не знала, что такое заряды, как называют люди молниеносные полярные
метели.
Снег разом перестал бить в лицо. Мутная пелена исчезла, словно
сдернутый полог. В том месте, где перед бурей виднелось багровое солнце,
теперь в нежных красках разливалась по небу оранжевая заря. Морозный воздух
остановился и как будто звенел.
Эра, к ужасу своему, убедилась, что потеряла накатанную колею и уже не
знала, куда шла. Она остановилась, чтобы дыханием согреть Инко.
Потом снова двигалась, падала в изнеможении, но снова поднималась, сама
не зная, куда идет.
Заря в небе стояла бесконечно долго, но сменилась наконец россыпью
звезд. И тогда Эра увидела прикрывающие их цветные занавеси, свисающие
переливающимися нежной радугой складками. Она никогда не могла бы поверить,
что земное небо может быть настолько красивее даже космического! Но сейчас
никакая красота не существовала для нее.
Потом занавеси растаяли и стало светло, как при новой заре. Из-за
горизонта в небо упирались лучи. Это могли быть прожекторы, как называют
люди сильные светильники направленного действия.
Так вот где лагерь ледяных ракет!
Эра обернулась к Инко и в изумлении застыла. Точно такие же лучи
вставали из-за противоположной стороны горизонта, соединяясь на небесном
куполе исполинским шатром.
Эра повернулась то в одну, то в другую сторону и совсем потерялась. В
изнеможении опустилась она в снег около самодельных саней. Сейчас холодный
сон снова охватит и ее, и Инко...
Они уже засыпали так один раз, и тогда это было совсем не страшно...



Даль Александрович Петров перешагнул через свое семидесятипятилетие
безо всякой торжественности. Академии и университеты мира не оказывали ему
тех отменных почестей, которые десять лет назад оказаны были по поводу
такого же юбилея его брату Галактиону Александровичу Петрову, академику и
лауреату научных премий мира, признанному автору Великого Плана космического
"переливания крови". Младший его брат Даль был лишь рядовым инженером
(кое-как закончив институт) и всю свою жизнь запускал по этому плану ледяные
ракеты в космос. И никто, кроме его старшего брата, не знал, что полвека
назад, еще на Марсе, Далька, как тогда его называли, предложил Галактиону
перебросить на Марс излишки льда с Земли. Но мог ли этот галактический
замысел, выдвинутый недоучкой, тогда еще не закончившим института, вызвать к
себе серьезный интерес? Другое дело, если с подобным планом солидно выступит
член-корреспондент Академии наук, уже заслуженный в ту пору профессор
Галактион Александрович Петров. И на далеком Марсе, в заброшенной
сталактитовой пещере почти вымершего глубинного Города Долга братья
договорились между собой. Ради достижения такой цели, как выход марсиан на
поверхность, пригодную для жизни, авторство плана преобразования Марса не
имеет значения.
Но с годами Галактион Александрович так свыкся со своей ролью спасителя
марсиан, что не вспоминал о давнем разговоре с Далькой, ошеломленный тогда
его безумной идеей переброски льда через космос. Даль десятилетия тянул
лямку, исправно запускал ледяные ракеты, решая незаметные, но важные
технические задачи, до которых не опускался важный академик Петров. Никогда
Даль не напомнил брату об их договоренности, по которой Галактион обязывался
в свое время огласить имя истинного автора плана. Сейчас же, когда ему
перевалило за восемьдесят пять лет и был он перегружен и летами, и
заслугами, напоминать ему об этом Даль просто не мог.
Да и не нужно ему было это. Со времени потери любимой жены Тани,
ставшей видным ученым (она открыла стоянку доисторического человека на
побережье Антарктиды благодаря снятому там Далем ледяному панцирю), Даль
стал равнодушно относиться к себе. Он гордился сыном, прославленным
профессором, гордился внуком, уже заметным биологом. И он счастлив был от
того, что занят "переливанием крови", что отправляет день за днем ледяные
снаряды в космос, которые, пролетев по заданной трассе сотни миллионов
километров, упадут на Марс ледяными метеоритами, заполняя водой вновь
рожденные моря.
Был один только человек, если его можно назвать человеком, который
подозревал истину и всей душой сочувствовал Далю.
Это был марсианин Инко Тихий, все свои пятьдесят лет жизни на Земле
отдавший обмену достижениями культуры Земли и Марса.
Даль был сухоньким подвижным старичком с желтоватой сединой,
обветренной кожей лица и беспокойными карими, невыцветающими глазами.
Неуемный его нрав знали все, кто с ним работал. Он никому не давал покоя,
обо всем заботился, все проверял, во все вникал, не ходил, а бегал, не
отдыхал, а переключался на другую работу, не спал, а дремал, чтобы сразу
вскочить. Надобность в нем была у всех и всегда.
Величайшим наслаждением для него было видеть, как у ледяного порога
(лед с материка снимался слоями) подъемный кран несчетный раз спускал на
ажурной стреле металлическую форму будущего ледяного снаряда. Электрический
ток нагревал ее и протаивал щель между будущим снарядом и монолитом льда; в
нижнюю часть вырезанной так ледяной ракеты тем временем устанавливали
реактивный двигатель и баки с горючим. По мысли Даля, все это делалось изо
льда, лишь дюзы покрывались тугоплавким веществом. Предусмотренные Далем
огромные ускорения разгона позволяли достигнуть нужной космической скорости
так быстро, что ни ледяные дюзы, ни примыкающие к ним части корабля не
успевали оплавиться, не считая внешней оболочки снаряда, соприкасающейся с
воздухом. И оплавленные лишь снаружи, корабли летели в холодном космосе по
расчетной трассе, автоматически корректируемые в пути.
Даль так и не отвык по-детски радоваться, когда от ледяной стены,
стелясь по снегу, к нему рвалось темное облако газов. Вспыхивало пламя и,
превратившись в огненный столб, поднимало на себе ледяную башню. Словно в
раздумье постояв на месте, она молниеносно скрывалась в небе, оставляя после
себя струи дыма и пара.
Взрыв ледяного снаряда в воздухе (до выхода его в космос) Даль увидел
своими глазами и рассердился пока неизвестно на кого. Никакой тревоги он не
почувствовал, отлично зная, что вероятность несчастья с ожидавшимися гостями
от падения строптивого снаряда исчезающе мала. К домику на салазках он
пошел, чтобы устроить разгром своим помощникам, ознакомиться со всеми
контрольными замерами взорвавшегося двигателя и записью его работы. В этом
же домике на полозьях была и приготовленная гостям комната. Даль уступил им
ее, перебравшись в свою рабочую конурку, рядом с радиорубкой.
Испуганный радист, не накинув даже на себя шубы, выскочил на мороз,
ожидая Даля Александровича.
- Она плачет! - вместе с облачком пара выдохнул он.
Даль бросился в радиорубку и стал слушать никому, кроме него одного, не
понятные слова.
Потом Даль Александрович действовал с присущей ему быстротой. Разгромив
своих помощников, отдавая краткие и точные распоряжения, он снарядил
спасательный отряд вездеходов.
- Пешком ведь пойдет. Можно догадаться. Нас-то не слышит, - озабоченно
говорил он.
Отряд вездеходов с радиолокаторами, способными обнаружить любой предмет
среди снегов, помчался навстречу не дошедшему до цели вездеходу с
марсианами.

x x x


Придя в себя, Эра увидела склонившегося над собой старичка с
бело-желтыми волосами и живыми темными глазами. Большая его голова сидела на
такой короткой шее, что казалась чуть ли не вдавленной в плечи. Он заговорил
с нею на языке древних мариан.
- Даль? - отозвалась слабым голосом Эра. Ведь это мог быть только он! -
Здравствуй. Где Инко?
- Он рядом с тобой, но...
- Он плох? Говори прямо. Я врач. Переливание крови?
- Так считают наши врачи, но...
- Кровь мариан отличается от крови людей? Знаю. Так не теряйте времени.
Я отдаю свою кровь.
- Подойдет ли она Инко? Мы еще не установили.
- В горький день нашей прежней жизни красавица дикарка отравила меня
соком гаямачи. Из ревности, о которой я тогда впервые услышала на Земле.
Инко дал мне в тот день свою кровь. Она и сейчас течет в моих жилах, и я
отдам ее ему обратно.
- Мы на это рассчитывали. Для операции все готово. Видно, не напрасно
наш лагерь называется "База переливания крови".

x x x


Инко Тихий, оправившийся от ран, сидел у постели Эры и вглядывался в ее
лицо. Она спала, словно в саркофаге-биованне. Но лицо ее было иным, чем в
"Хранилище Жизни". Инко старался утешить себя - ведь потрясения не могли
пройти бесследно.
Эра открыла глаза, увидела Инко и улыбнулась. Улыбка сразу омолодила
ее.
Инко облегченно вздохнул. Конечно, ему это только показалось! Ведь не
замечает же ничего Даль. Напротив, он даже сказал, что вид Эры, совсем
прежней, волшебно молодит и его, Инко...



ГЛАВА ТРЕТЬЯ. МОРЕ СМЕРТИ


Космический корабль, в котором мы с Эрой летим, "МАРЗЕМ-119"
("Марс-Земля, сто девятнадцатый") идет на посадку, и нет сил сдержать
сердцебиение, которое начинается у меня всякий раз при посещении родной
планеты. Что же ощущает тогда моя Эра, сидящая рядом?
В иллюминаторах мелькают огненные полосы - знак торможения в новой
марсианской атмосфере. Внизу беспредельным океаном расстилается зеленая
равнина с голубыми кружками озер, в которых на миг отражается маленькое наше
солнце, и тогда они вспыхивают рассыпанными внизу зеркальцами.
- Горы! Наши горы! - взволнованно узнает Эра.
- Да, родная, знакомые места, - отзываюсь я и с улыбкой добавляю: - А
пустыни больше нет.
Эра жадно смотрит в круглое окно.
После посадки видно, что привезенные с Земли деревья и кустарники всюду
привились в углекислой атмосфере и благодаря ей и половинной тяжести
вымахали вдвое по сравнению с земными сородичами.
- Какие исполины! - любуется ими Эра.
Я помогаю ей надеть маску и заплечные баллоны, как аквалангистке.
Земные космонавты радушно провожают нас до шлюза корабля.
Итак, мы дома! Но...
Мы идем друг за другом по пояс в траве. Озеро вблизи - зеленоватое,
местами прикрытое туманом. Оно выглядит как зацветший пруд благодаря
водорослям хлореллы, которые вместе с новыми лесами и травами трудятся
сейчас по всей планете, насыщая ее атмосферу живительным кислородом.
Так хотелось бы снять маски, вдохнуть его, но пока еще рано...
- Здесь был кратер войны распада Деймо и Фобо, - напоминаю я.
- Значит, перед нами скала шлюзов Города Долга, - догадывается Эра. - У
меня кружится голова. Не пугайся. Не только кружится, но и полна света и
радости. Мы возвращаемся в родной дом, а он перенесся на планету щедрую и
цветущую, о которой мы мечтали. - И она счастливо смеется.
Ее смех вспугивает стайку птах, первых обитателей преображенной
планеты, не боящихся излишков углекислоты. Они вспорхнули и с звенящим
шелестом полетели над приозерной дымкой тумана.
Нам обоим хочется сесть и смотреть в озеро, на отражение ближних
березок, полюбившихся нам еще на Земле.
Но извилистая тропка зовет нас дальше.
Темный утес, к которому мы идем, отражается в воде и кажется подводным.
Над ним небо, уже не марсианское фиолетовое, а синее, земное!
... За шлюзами нас приветливо встречают обитатели древнего Мара.
Далекие потомки наших собратьев. Они кажутся Эре робкими, застенчивыми,
болезненными. Это, конечно, после привычного облика бодрых, сильных,
энергичных людей.
Итак, мы в родном Городе Долга.
Как неизменно все здесь - те же затхлые галереи, угрюмые пещеры, - и
вместе с тем как все переменилось!
Уже после нашего ухода в холодный сон глубоко в недрах планеты
обнаружили глобальные запасы аммиака, прежде насыщавшего атмосферу
первозданного Марса, который в этом отношении был похож на остальные планеты
Солнечной системы. В небольших количествах аммиак встречался в недрах и
прежде. Еще наши далекие предки, последние фаэты, получали из него азот для
своих первых глубинных городов.
Однако Море Смерти, пронизывающее поры планеты, плотность которой, как
известно, меньше земной, собрало в себя все запасы аммиака, составлявшего
ранее атмосферу. Оказавшись в силу какого-то катаклизма под поверхностью,
аммиак уже не способствовал созданию азотной атмосферы, как на Земле или на
Фаэне.
Когда люди взялись за преображение Марса, они заручились содружеством
марсиан. Те должны были превратить весь аммиак глубин в азот и водород,
создав искусственные вулканы, в жерлах которых аммиак распадался бы на
водород и азот. Постепенно содержание углекислоты, частично поглощаемой
растительностью, станет в океане азота приемлемым для дышащих организмов.
Нас с Эрой представили Первой Матери Роне, спустя несчетные поколения
занявшей место моей матери Моны.
Это была необычно высокая для подземелий марсианка, седая, стройная, с
точеными чертами лица и строгими, пронизывающими глазами.
- Так вот какова ты, проснувшаяся от холодного сна! - приветливо
сказала она, разглядывая Эру. - Будь с нами. Мы рады тебе.
Эра призналась, что хочет увидеть Море Смерти. Марсианка удивилась:
- Зачем тебе это надо, дочь моя, которая могла бы быть моей праматерью?
- Я видела, как люди шлют к нам живительные снаряды жизни с ледяного
материка Земли. Я хочу видеть, как мариане (она выговорила мариане, как в
древности) вносят свою долю.
Рона улыбнулась Эре:
- Ты - наша легендарная героиня. О тебе сложены сказки, и дети бредят
тобой, восставшей ото сна. Я не могу тебе отказать, хотя испарения Моря
Смерти ядовиты и тебе придется надевать специальный скафандр.
- Мы привыкли к скафандрам, - бодро отозвалась Эра.
И вот мы спускаемся по бесконечным переходам, пройдя мимо знакомых,
тысячелетия назад заброшенных пещер.
- Я вижу в тебе, проснувшейся красавице, символ нашей расы, - в пути
говорит Первая Мать Рона. - Раса марсиан словно спала несчетные циклы в
глубинах планеты. Но скоро она проснется, как проснулась ты.
Я радуюсь, слушая эти слова. Почтительно иду сзади и размышляю.
Все-таки не символично ли то, что марсиане насыщают атмосферу Марса
нейтральным газом азотом, а люди - водой и живительным кислородом.
Проводники с холодными факелами освещают нам путь.
Я не знал в прежнюю свою жизнь, что марсиане могут так глубоко
спускаться в недра планеты. Но за миллионы лет существования несчетные
поколения все глубже и глубже вгрызались в чрево Марса. Вот тогда и был
открыт глубинный аммиачный океан, получивший название Моря Смерти, ибо никто
тогда не подумал о превращении его в Поток Жизни.
Я слышу, как беседуют между собой две марсианки: древняя, но молодая и
старая, мудрая.
- Ты видела, Проснувшаяся, - Мать Рона неплохо владеет древним языком
мариан, говоря с Эрой, - как с Земли посылают нам замерзшую воду. Религия
страха, к счастью, у нас забыта, но последние жрецы грозили нам, что люди
хотят переделать Марс для того, чтобы на нем можно было им же самим
поселиться, не выпустив нас из пещер. Что ты думаешь об этом?
- Я видела людей и сейчас, и тринадцать тысяч земных лет назад. Ныне на
Земле живут иные люди. Они по всей планете стремятся утвердить те принципы,
которые мы с Инко старались заложить в одно из первых их древних государств.
Если они помогают нам, то только из добрых побуждений.
- Добро? - переспросила Мать Рона. - У нас после религии страха,
ушедшей в прошлое, остались еще суеверия. Помоги вместе с Инко справиться
нам с ними. Скажи, зачем людям творить Добро? Неужели это выгодно?
- Выгодно!
- Вот как?
Эра радует меня. Она прекрасно усвоила все, что я ей рассказал:
- Если смотреть далеко вперед, можно понять, что для людей избавиться
от излишней воды будет выгодно. Они отправляют ее на Марс с большого острова
Гренландия и с ледового материка Антарктиды. Если бы лед Гренландии растаял,
он поднял бы уровень океанов на четыре моих роста. А если бы растаял
антарктический лед, океан поднялся бы в семь раз выше, затопив многие
цветущие страны и города.
- Но почему замерзшая вода Земли должна таять?
- Я заглядываю в отдаленное будущее. Люди очень активны и расходуют
уйму энергии. Они получают ее не только от Солнца, но и от распада вещества
и, что особенно значимо, от сжигания запасов топлива миллионолетней
давности. Это не только повышает на Земле уровень тепла, но и увеличивает
содержание углекислоты в атмосфере. А она, как известно, пропускает
солнечные лучи, но удерживает тепло почвы, как в наших былых оранжереях. И в
результате люди неизбежно столкнутся когда-нибудь с перегревом Земли и
катастрофическим таянием льдов. Людям все равно пришлось бы выбрасывать
излишки льда, если не на Марс, то просто в космос.
- Ты мудра, Проснувшаяся. Недаром на твоем прекрасном лице я вижу
морщины забот и знаний.
Я холодею. Мне все думалось, что это мне лишь кажется. Теперь же Первая
Мать Рона подтверждает мои самые тревожные опасения.
- Мудростью этой я обязана своему Инко, только ему.
Первая Мать Рона оглядывается на меня. Я почтительно склоняю голову и
говорю:
- Земляне не забыли своего Долга марсианам, которые предотвратили
столкновение Земли с Луной. Но подлинное Добро обернется добром для тех, кто
его делает.
- Вот как ты думаешь!
- Эра недаром говорила о предотвращении грядущего потопа на Земле.
- Она вполне может сменить меня на посту Первой Матери, когда совсем
вернется к нам на Марс.
И Первая Мать дала сигнал надеть скафандры.
Нависавшие своды в каменных подтеках терялись в темноте. Под ними
размеренно, лениво, но могуче колыхалось, наступая и отступая, Море Смерти.
Испарения над ним были ядовиты.
Но их не было видно, сама же жидкость казалась темной в свете холодных
факелов.
Мы с Эрой уже знали, что нескончаемым потоком эта "мертвая влага"
выбрасывается из новых вулканов, где превращается в летучий газ водород и
устойчивый азот, основу будущей атмосферы нового Марса.
Пятьдесят лет и день и ночь из Моря Смерти через неисчислимые жерла под
огромным давлением извергались струи этих газов.
- Поток Жизни, - говорит про них Эра Матери Роне и поступает совершенно
неожиданно, и уж совсем не как будущая преемница руководительницы марсиан.
Она вдруг сбрасывает герметический шлем, ее волосы рассыпаются по плечам, и
я с ужасом вижу в свете холодных факелов и отблеске аммиачного моря седые
пряди.
Мне не хочется верить глазам.
Эра снова надевает шлем и говорит:
- Таков был обычай моей юности. Первая Мать Рона. Инко подтвердит. Не
было у нас более любимого упражнения, чем ныряние в отравленную атмосферу
Мара и бег в пустыне. Здесь, на берегу Моря Смерти, я хотела отдать дань
этому смелому спорту, на который не решалась в молодости. Иначе как же мне
стать тебе помощницей?
Первая Мать Рона была настолько ошеломлена поступком Эры, что ничего не
возразила ей.
Тяжел был подъем из невероятных глубин, занявший не один день. Я вдруг
почувствовал весь груз лет. Как я хотел бы сбросить его ради юной Эры, у
которой морщины забот и знаний появились здесь в марсианской глубине.
Встревоженный, поднимался я, по-прежнему идя следом за Эрой и Первой
Матерью Роной, стараясь размеренно дышать, как во время физических
упражнений.
Так началась наша с Эрой жизнь среди марсиан. Нам отвели одну из
каменных келий, где мы оставались одни.
- Ты знаешь, Инко, я так хотела бы дожить до мига, когда мариане смогут
без скафандров выйти наружу. И поселиться на поверхности не в пещерах, а в
домах, как на Земле.
Я понимал, слишком хорошо понимал свою Эру. Она заметила в себе то, что
я лишь начал подозревать. Недаром подолгу просиживала она при свете
холодного факела перед зеркалом.
Она старела у меня на глазах. Старела с непостижимой быстротой. Боюсь,
что наши друзья Земли, Неон, Даль и другие, помня прекрасное лицо спящей в
саркофаге, не узнают ее.
Конечно, она и теперь казалась прекрасной, но ее красота стала зрелой.
- Не расстраивайся, мой Инко, - говорит она с улыбкой. - Ты боялся, что
вставшие между нами полвека будут барьером. Видишь, сама Природа уничтожает
этот барьер. Я просто приближаюсь к тебе по возрасту, чтобы быть счастливее.
Эти слова звучат для меня угрозой.
Я решаю, что жизнь в глубинном городе с его затхлой искусственной
атмосферой губительна для Эры. Надо тотчас увезти ее назад на Землю.
Первая Мать Рона, выслушав мои опасения, соглашается.
- Я хотела, чтобы она сменила меня, - говорит она, и в ее словах я
угадываю страшный для меня смысл.
Одновременно это звучит и разрешением увезти ее.
Я даю радиограмму на Землю Далю и получаю ответ: корабль "МАРЗЕМ-119"
вылетает за нами.
В назначенный день мы видим через перископы, как опускается на зеленую
равнину серебристая башня корабля.
Первая Мать Рона с печальной улыбкой провожает нас.
- Боюсь, что двойная тяжесть скорее повредит, чем поможет Эре, - на
прощание говорит она тихо только мне.
Эра держится бодро. Обнимает Рону, прощается с дежурными шлюзовыми
марсианами, и мы вместе с нею в легких земных аквалангах выходим из шлюзов
на берег знакомого озера. До корабля отсюда не так далеко. Солнце слепит с
непривычки.
Эра оглядывается вокруг, словно впитывая в себя красоту нового,
рожденного здесь мира и замечает в небе темную тучу, скрывшую вдруг солнце.
Стаи белых птиц мечутся перед нею, как подхваченные вихрем хлопья.
И сразу же мутные космы дождя преграждают нам путь. Еще мгновение, и
они уже бьют нас по лицу, стекают струями по плечам и одежде. Мою бороду
хоть выжимай.
Дождь на Марсе! То, что на Земле казалось бы угрюмым, непогожим, здесь
вселяет веселье.
Эра, очевидно, поддается этому настроению. Она скачет под дождем на
одной ноге, потом бежит вприпрыжку к кораблю.
Но что это? В приступе восторга или безумия срывает она с себя маску,
забыв, что она не на Земле! И она бежит к кораблю от того же самого, теперь
залитого водой кратера, от которого полвека назад бежал я без скафандра по
песчаной пустыне.
Я никогда не переставал бегать, несмотря на свой возраст. Напрягая все
силы, я гонюсь за нею, но отстаю, задыхаюсь, и тревога сжимает мое
колотящееся сердце.
Она не может бежать без дыхания, как я когда-то. И по мокрой траве
бежать труднее, чем по песку, ноги запутываются в ней.
И я вижу, как она падает сломленной тростинкой.
Задыхаясь, изнемогая от усталости, со слезами, смешанными со струями
дождя на лице, я добегаю до нее.
Она лежит в изумрудной влажной траве. Наше маленькое, но яркое солнце
снова выглянуло из-за туч и заставило засверкать капельки влаги на ее
полуседых волосах. По ее осунувшемуся лицу текут не дождевые струи, а
слезы!..
С трудом став на колени, надеваю на нее маску и приступаю к
искусственному дыханию.
Зачем она сделала так? Зачем?
Кто поймет женщину или марсианку до конца?
Космонавты в скафандрах подбегают к нам, и мы втроем несем ее к
кораблю.
И, несмотря на половинный земной вес, она кажется тяжелой.
Только в корабле Эра приходит в себя, оглядывается, плачет и говорит:
- Инко, родной мой Инко! Как хорошо!
Это становится сигналом к старту.
Состояние невесомости приносит ей облегчение. Но ничто не может
изменить ее усталое, увядшее за время пребывания на Марсе лицо.
Я надеюсь только на Землю, на нашу вторую родину.

_________________
Братство Б.У.Х.О.Л.О.Г.И.
"Всякий слышит лишь то, что понимает". ПЛАВТ, (III в. до н.э.)
"... и тот, у кого нет меча, пусть продаст свою одежду и купит меч" Евангелие от Луки


          Вернуться наверх  
 
 Заголовок сообщения: Re: Александр Казанцев. *Фаэты*
СообщениеДобавлено: Сб 23 май, 2015 15:46
  

BARABA
Модератор
Модератор
Пользователь: #1668
Зарегистрирован: 2008-06-04
Сообщений: 10198
Откуда: Кузнечики, Юг Подольска!
Медали : 3
более 7 лет на форуме (1) Репутация 500 (1) Мероприятие 1 (1)


Пункты репутации: 1021
ранг 100ранг 100ранг 100ранг 100ранг 100ранг 100ранг 100ранг 100ранг 100ранг 100
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. ПОСЛЕДНИЙ СОН


Земля встретила нас дождем. Но что это был за дождь по сравнению с
недавним марсианским дождиком!
К люку космического корабля подвели телескопический стеклянный коридор,
чтобы мы посуху могли пройти в здание космического вокзала.
Мы идем с оказавшимся здесь Далем. Я слушаю его печальное повествование
о смерти старшего брата Галактиона и смотрю сквозь стекла на бушующую
стихию.
Академик Галактион Александрович Петров если не в расцвете сил, то в
ярком свете славы тихо скончался на восемьдесят седьмом году жизни.
Ветер налетает порывами и стучит водными струями в стекла так, что
кажется, сейчас их вышибет. Потоки воды бьют толчками, стекая полупрозрачной
пеленой.
Только в противоположное окно можно рассмотреть, что делается на
космодроме.
Не только деревья, но и травы гнутся под дождем-косохлестом. На
бетонных дорожках вода пузырится, словно кипит на раскаленной сковородке.
Люди в блестящих плащах с капюшонами сгибаются в поясе, идя против ветра,
или, повернувшись к нему спиной, пятятся к цели.
Дубки, которые я приметил еще до отлета, цепко держащие листву и
поздней осенью, сейчас под злым натиском тянут по ветру мокрые, темные,
скрюченные и голые ветви.
Умер Галактион... снискавший славу "спасителя марсиан"... Он руководил
группой ученых, нашедших в космосе "Хранилище Жизни". Но пробудил меня к
жизни его брат Даль.
Не такой был человек Галактион, чтобы ради марсиан посвятить свою жизнь
преображению Марса.
Это скромно и самоотверженно делал Даль. И задолго до ознакомления с
письмом-завещанием, которое оставил перед смертью брату Галактион, я
допускал, что не он подлинный автор замысла преображения Марса.
Так оно и оказалось. Академик Петров пожелал, чтобы после его смерти
должное воздали и его младшему брату, предложившему создать искусственную
атмосферу Марса. Академик Петров, уйдя из жизни, хотел показать свое
истинное благородство, разделяя славу с братом.
Но не таков был и Даль Петров, чтобы этим воспользоваться. Он никому,
кроме меня (да и то много времени спустя), не показал письма-завещания. Но я
чутьем подозревал истину, когда вместе с Эрой толпился среди учеников и
старцев в мрачноватом зале крематория, напоминавшего нам тесный храм
древности, хотя он стоял не на вершине уступчатой пирамиды, а среди могил,
окруженных старинной крепостной стеной.
По воле покойного, его прах должны не предавать земле, а развеять по
ветру в поле.
Он всю жизнь работал в поле, отыскивая древние захоронения. Своим
посмертным требованием он отнимает возможность у будущих археологов найти
свое истлевшее тело. Может быть, потому, что ему знакомо его собственное
отношение к найденным останкам?
Играет трогательная и торжественная музыка.
Потом смолкает.
Перед небольшой оградой, отделявшей гроб с покойным, стоят его близкие
и почитатели. Один за другим подходят к его изголовью почтенные старые люди
и говорят о заслугах ушедшего академика перед наукой.
Сделать это предстоит и мне, представителю благодарной иной планеты. Не
скрою, мне тяжело выразить признательность марсиан только одному академику
Галактиону Петрову. И, стоя у его изголовья, я передаю сердечное спасибо
Марса всем людям.

x x x


... Несмотря на столь печальные обстоятельства нашего возвращения на
Землю, Эра поначалу как будто ожила.
Повышенная тяжесть не угнетает ее, поскольку все время полета от Марса
до Земли мы с нею провели в нагрузочных костюмах из эластичной материи. Ее
натяжение постоянно заменяло земное притяжение, мускулы всегда находились в
работе, поэтому мы прибыли на Землю вполне подготовленными к земной тяжести.
Однако скоро состояние Эры стало внушать мне еще большую тревогу, чем
на Марсе. Мои опасения разделяет и профессор Неон Петров, и в особенности
его сын Иван, врач.
Они настаивают на переселении нас с Эрой в космический институт
анабиоза, подозревая, что причина ее недуга в первых неудачных попытках ее
пробуждения. Эра изменялась не только внешне, но и внутренне. Ею овладело
равнодушие ко всему, кроме собственного состояния. Я часто заставал ее перед
зеркалом.
Даль снова уехал куда-то в Антарктиду или в Гренландию заканчивать
переправку на Марс остатков ледяного покрова. Неон и Иван постоянно приходят
к нам.
Зима никак не устанавливается. На улице слякоть. Снег если и выпадет,
то тотчас тает. Уныние овладевает мной.
Раз приехали супруги Песцовы. Академик Леонид Сергеевич с Эльгой
Сергеевной. Он, бодрый, огромный, едва ли не выше меня, грузный, шумный, все
шутил, подбадривал меня. И мы даже сыграли с ним в шахматы, в эту мудрую
игру землян, которую я успел передать в глубинном Городе Долга марсианам.
- "Бухли стволы, наливались соком", - приятным сохранившимся басом
напевал он и, смеясь, добавлял: - Слова и музыка "машинные", - потом
продолжал: - "В воздухе пахло промокшей корою". Вам шах, божественный
Кон-Тики! Чуете, что промокло? Не кора, а ваша позиция! Электронная машина
сдалась бы на вашем месте. Не хотите? Ну тогда... тогда... Гм... Что это он
тут надумал? "В воздухе пахло промокшей корою..." Бррр! "Где-то весна брела
стороною". А ведь есть ответ, бог Кетсалькоатль! Так неужели древние инки не
знали шахмат? Какое упущение! Потому их и разорили разбойники испанцы.
Должно быть, у них уже была испанская партия. Предлагаю ничью. Я же не
конкистадор. Не хотите? Ну, значит, вы все-таки бог Кетсалькоатль! Такое
выдумать на доске!.. Сдаюсь. Браво, Инко! Объявляю тебя чемпионом Марса!
Пока мы занимались с академиком Песцовым шахматами, Эльга Сергеевна и
Эра уединились и секретничали. Когда они вернулись, у них был вид
заговорщиц.
Я невольно сравниваю девичью фигурку и головку Эры с располневшей женой
академика, грузной, почти как он сам, с одутловатым лицом и белоснежными
волосами.
К сожалению, и у моей Эры волосы становятся серебряными, а лицо
осунулось, глаза ввалились, как после тяжелой болезни.
Мне больно слушать, как Эра объясняет гостям, что платится сейчас за
свое озорство на берегу Моря Смерти. Я-то от Неона и Ивана знаю, что все это
не так. Недуг Эры не болезнь, а ускоренное старение, вызванное необратимыми
процессами, происшедшими в ее организме после первых неудачных попыток ее
пробуждения!
На следующий день я еду к Неону договориться о лечении Эры в космосе,
может быть, невесомостью.
Решив увезти ее в космос к нашим друзьям, я возвращаюсь пешком со
станции электрической дороги в небольшой наш домик, окруженный подмосковным
лесом.
Снег все-таки выпал и заставил ветки елей пригнуться к самой земле,
укрытой свежими сугробами.
Слепит зимнее солнце, отражаясь в стеклах нашей веранды. Дверь открыта,
словно Эра не может дождаться меня. В ее состоянии это неосторожно, нужно
остерегаться простуды!
В проеме двери стоит, выделяясь на фоне затемненной комнаты,
темноволосая, прекрасная, счастливо смеющаяся юная Эра!..
Я бросаюсь к ней с протянутыми руками, не веря чуду, которое вижу. Но
она отскакивает в глубь комнаты, кокетливо останавливая меня грозящим;
пальцем.
Занавеси на окнах прикрыты.
Вне себя от счастья, еще полный солнца, которое слепило в лесу, я
отдернул занавеску, чтобы развеять полумрак, оглянулся на Эру и вижу ее
испуганное лицо.
Сердце сжимается у меня. Я знаю, что люди умеют делать это! Очевидно,
не зря. секретничали Эльга Сергеевна и Эра! Только сама Эльга Сергеевна
оставила свои волосы седыми, а Эра...
Волосы ее кажутся даже темнее, чем были когда-то. Они волнами ниспадают
ей на плечи. Удлинившиеся глаза с потемневшими ресницами немного грустны, а
губы, даже не красные, как бывало, а почему-то сиреневые, пытаются
улыбнуться.
Да, лицо ее все еще прекрасно! Даже и сейчас, когда, умело подчеркнутая
художником (каким она всегда была, учась еще у моей матери, ваятельницы
Моны) с помощью современной косметики, каждая черта ее говорит о
возвращенной юности. Но ее обнаженная, когда-то великолепная шея выдает ее.
Предательские морщины сводят на нет все ухищрения гримера...
- Ты не рад? - робко спрашивает Эра и начинает плакать, плечи ее
вздрагивают, она отворачивается.
Бедняжка не подозревает, что от слез потечет краска с ресниц и будет
есть глаза.
Я не хочу ее огорчать, прижимаю к себе, целую пахнущие чем-то ей не
присущим волосы и стараюсь сам не дать волю слезам.
Когда мы сидим с ней вдвоем и обедаем, слушая чудесную земную музыку,
которую оба полюбили, я рассказываю ей о предложении Неона и Ивана, готовых
лететь вместе с нами.
Она проницательно смотрит на меня:
- Ты думаешь, Инко, им удастся что-нибудь сделать с этим отравлением на
берегу Моря Смерти?
Я говорю, что они надеются помочь ей.
Потом мы остаемся с нею в сумерках, не зажигая огня. Я весь отдаюсь
минутному обману. Со мною сидит моя прежняя юная и прекрасная Эра...
Сидит в последний раз.
Наутро она выходит из своей комнаты веселая, бодрая, но совершенно
седая, с веером морщин в уголках глаз.
Снова в ней произошла перемена. Отказавшись от самообмана с помощью
красок и грима, она вдруг стала прежней Эрой, живо интересуясь всем, что
происходит в мире. Она напоминает мне былую Эру, ждавшую меня в затопленном
в Персидском заливе корабле, я пробирался к ней тогда под водой в скафандре
каждый вечер после общения с шумерами в непостижимо далекой и
неправдоподобной прежней нашей жизни. Сама она тогда по нашему уговору не
встречалась с ними, но знала о них все и руководила моими действиями.
И вот сейчас, когда в ней снова проснулся интерес ко всему земному,
она, как мне кажется, помолодела больше, чем от белил и румян.
Разочарование ждало нас в космосе. Эре ничто не могло помочь, даже
невесомость. Часы ее жизни словно пущены были со скоростью во сто раз
большей, чем у всех людей.
Не прошло и года со дня ее пробуждения, как от нее осталась лишь тень
прежней Эры, - сморщенная, согнутая старушка...
Не знаю, ради себя или ради меня, но она вдруг стала говорить, как
вернуть былую молодость.
Мы живем с нею в отведенной нам каюте в ободе тихо вращающегося
огромного космического колеса, создающего центробежной силой искусственную
земную тяжесть. Ради Эры эту силу не раз меняли, затормаживая или разгоняя
колесо, чтобы изучить, как влияет тяготение на ее организм.
Но причину ее старения профессор Неон Петров определил, увы, верно. Не
в тяжести было дело, а в самой Эре.
Два старых человека (я осмелюсь называть так нас обоих) одиноко сидят в
своей каюте. Трудно говорить о чем-нибудь другом:
- Если меня снова погрузить в холодный сон - Неон и Иван умеют это
делать, я узнавала! - я снова стану, как прежде, молодой! Поверь мне!
Верит ли она сама себе?
Я делаю вид, что заинтересован проплывающими в иллюминаторе
созвездиями. Одна из далеких звездочек - наш Марс. Ступим ли мы на него еще
когда-нибудь?
- У людей принято выполнять их последнюю волю, - говорит мне Эра. - Моя
последняя воля - не позволить мне умереть от преждевременной старости, а
лучше усыпить меня в анабиозе. Ты слышишь, Инко? Это моя последняя просьба к
людям, к тебе.
Неон знает об этом неистовом желании бедной Эры. Он разводит руками и
сам проходит к ней, чтобы пообещать выполнить ее желание.
Иван, как врач, постоянно наблюдавший Эру, говорит, что надо спешить.
Бедняжке осталось жить... какие-то часы!
За свои жизни я видел многое: страшные человеческие жертвоприношения,
глобальные катастрофы, когда погружались в океан материки, а морское
побережье поднималось за облака, становясь берегом горного озера. Я
переплывал на плоту через океан, встречался с морскими чудовищами и еще
более страшными двуногими чудищами на островах, я летал через бездну
космоса, возвращаясь к людям снова и снова, я пошел на тысячелетия холодного
сна, но никогда я не испытывал такого потрясения, как в эти горькие минуты,
когда бедняжку Эру, вернее, то, что осталось от нее, подняли в лифте в
центральный отсек, служивший ступицей огромного колеса орбитальной станции.
Носилок уже не требовалось. Невесомая Эра безвольно плыла рядом со
мной. А я мрачно вышагивал по металлическому коридору, прилипая магнитными
подошвами к полу.
За нами шли профессор Неон Петров и доктор Иван.
Процессия могла бы выглядеть похоронной, если бы Эра не была еще
жива...
Вот прозрачная перегородка с висящими за нею двумя саркофагами. Да,
двумя!.. Я ведь пообещал Эре занять место рядом с нею...
Эра так слаба, что едва приоткрывает веки. Они видит два висящих в
знакомом ей "Хранилище Жизни" саркофага, и губы ее слабо растягиваются в
улыбку.
Я придвигаю к ней ухо. Она что-то хочет сказать мне:
- Мы проснемся... еще через тысячи лет... Ты тоже станешь... таким же
молодым... как я...
В этом она права! Мы проснулись бы ровесниками. Но, увы, дряхлыми
ровесниками...
Больше всего мы боимся не успеть уложить Эру живой на ее ложе. Впрочем,
это уже не имеет значения.
И действительно, ее улыбка была уходом в последний сон.
Профессор Неон и доктор Иван убедились, что пульса у Эры уже нет,
переглянулись, посмотрели на меня.
Я отрицательно качаю головой.
- Ничего не меняется, - через силу произношу я. - В свое время и я
займу место рядом с нею.
Больше мы не произносим ни слова.
Медленно, один за другим, толкая вперед невесомое тело моей ушедшей
подруги, сходим мы в прозрачную камеру. Укладываем Эру в предназначенный для
нее саркофаг.
Включать систему анабиоза уже не нужно. Долго смотрю я через прозрачную
крышку на когда-то дорогие мне черты, пытаясь увидеть их на изменившемся
лице покойной.
Неон дотрагивается до моей руки.
Надо идти.
Никто не произносит пышных речей, как в крематории при похоронах
академика Петрова. Скромная Эра, просвещавшая людей Толлы, инков и шумеров,
нашедшая друзей среди людей современности, уходит из мира при полном
молчании. И в этом молчании особая торжественность, особая значимость!
Мне не передать, что чувствовал я в ту минуту и что испытывал до того
каждый день, видя, как сгорает моя Эра...
Неон и Иван, взяв меня под руки, выводят из "Хранилища Жизни", которое
уже перестало быть им, превратившись в Первый космический мавзолей,
прозрачный склеп, который будет вечно двигаться меж звезд.
Неон сделал необходимые манипуляции, и я вижу, как медленно стала
отодвигаться прозрачная, стенка "Хранилища Жизни". Эра уходила от меня
навсегда.
Тело академика Петрова опустилось вниз крематория, чтобы попасть в печь
и перестать существовать. Две занавеси черного бархата, имитируя землю,
сомкнулись тогда над ним.
Эра уходила в серебряную чернь космоса. Я вглядываюсь через прозрачные
стенки и крышку гроба, пытаюсь запечатлеть черты любимого лица.
И вдруг мне кажется, что я вижу в прозрачном гробу мою прежнюю Эру с ее
прекрасным лицом, спокойную, задумчивую, нежную. Она словно уснула, ожидая
меня, чтобы вновь проснуться через несчетные тысячелетия молодой для нового
молодого поколения фаэтов, обитающих в Солнечной системе.
Я не могу отделаться от этого наваждения. Да, я успел увидеть ее снова
прекрасной!..
Потом камера настолько отошла от орбитальной станции, что разобрать
что-нибудь внутри ее уже невозможно.
Перед тем как спуститься в лифте в жилые помещения с искусственной
гравитацией, я еще раз смотрю на развернутый в небе звездный шарф. Одна из
звезд особенно яркая. Это - отошедший от нас космический мавзолей. Это
последним лучом своим светит мне моя Эра.



ЭПИЛОГ. СТО ЖИЗНЕЙ


Что человек делает, таков он и есть.
Гегель
От человека остаются только дела его.
М. Горький

В знаменательный день возвращаюсь я снова к своим запискам, чтобы
завершить их этими мудрыми словами земных мыслителей.
Выйдя из "Хранилища Жизни" после холодного сна, я дал себе слово
вернуться к рукописи лишь после пробуждения Эры. Она уснула последним сном -
и я совсем забросил летопись нашей с ней жизни.
Но сейчас, когда мне и моему другу Далю обоим минуло по сто лет (не
считая тысячелетий моего сна), мне раньше, ему позже, я снова берусь за
пожелтевшую рукопись, на страницах которой оживают столь непохожие один на
другой периоды моей жизни. Да полно! Периоды ли? Не вернее ли сказать мои
жизни? Ведь я прожил едва ли не сто жизней!
Я листаю рукопись - и все они проходят чередой.
Заботой земной медицины и внука Даля академика Ивана Неоновича Петрова
мы с Далем не считаемся на Земле глубокими стариками. Может быть, потому,
что нисколько не менее подвижны, чем четверть века назад. Нас не лечили от
старости все это время, а учили избегать ее, не поддаваться ей.
Эта четверть века для Даля прошла в трудах создания новой марсианской
атмосферы по плану космического "переливания крови", потребовавшему для
своего выполнения три четверти столетия.
И все эти семьдесят пять лет я был не только марсианином или
землянином, я был потомком фаэтов, исправлявшим трагическую ошибку предков.
Двадцать пять лет прошло с того горького мига, когда прозрачный
мавзолей растворился в серебряной черни космоса, унося к звездам мою Эру...
В памяти моей она сохранилась по-прежнему юной, прекрасной, чуткой и немного
грустной, со своей кроткой улыбкой на нежном лице и задумчивым взглядом
темных матовых глаз.
И вот - увы! - без нее мы летим с Далем на новую пышную и щедрую
планету, которая раскроет объятия коренным своим жителям, миллион лет
прятавшимся в глубинных убежищах с искусственным воздухом. Новое поколение
воспользуется трудами своих отцов и братьев (с Земли!) и выйдет из недр
планеты под ее новое, приветливое небо! Я помню неуклюжего маленького жреца,
служившего нелепой религии Страха. Большеголовый и хилый, он олицетворял
собой трусливый отказ марсиан от выхода на поверхность планеты, где
уничтожены были все оазисы растений.
Растений! Старый жрец не хотел и слышать о них! Пришельцы с Земли,
увидев оазисы, сразу догадаются, кто их возделывает, и захватят подземные
убежища, чтобы вырывать в своей безмерной жестокости сердца мариан.
Напуганный маленький жрец, по доброте своей спасший засыпанных песком
землян, не желал им зла, но и не хотел, чтобы они сообщили на Землю о
существовании мариан.
Надо было видеть смятение жреца, когда он слушал страстную речь юного и
неукротимого Даля:
- Что ты знаешь, добрый слепец, о растениях земного мира, взрастившего
нас, людей, твоих братьев? Слушай, как говорит о них мой друг Ян Пазар,
земной поэт: "Сотни тысячелетий рос человек на лоне природы, научился
добывать огонь, делать дубины, топоры, луки и стрелы для охоты на зверей,
возделывал землю, сеял, сажал, собирал урожай, покинул пещеры,
переселившись, наконец, в жилища, построенные его руками (чего не знаете вы,
марсиане!) И всегда его окружали цветы, травы, деревья, служа ему, защищая и
возвышая его! Он привык видеть их, обонять, ощущать на вкус, прислушиваться
к ним. И они предупреждали его об опасности шорохом листьев, треском сухих
сучков, а своей звучащей тишиной вселяли в него покой и светлую мечту". Ты
не знаешь растений, жрец, запретивший их! "Они всегда миролюбивы и добры. И
нет среди них безобразных цветков, угрожающих стеблей или враждебных
стволов. Потому человек привязался к этим дружественным существам, растущим
из земли. Они давали ему пищу, одежду, исцеляли его раны и болезни, пленяли
своей красотой и благоуханием. И не просто пленяли, а вселяли в него
бодрость, любовь к жизни и вдохновение! И никто толком не знал, что за
флюиды, биотоки или эманации излучают растения, одаривая ими человека. Цветы
были воплощением красоты. И человек стал украшать ими себя, свою жизнь.
Цветы, травы и деревья так сплелись с человеком, что, казалось, способны
стали выражать его ощущения и чувства, его страсти и привязанности. В
древних наших письменах и легендах за свойственные им чудеса, целительные
свойства, красоту и краски растениям приписывали божественность. И растения
становились гербами правителей и государств, символами героев и святых,
эмблемами праздников и событий, выражением любви и страсти, знаками
восхищения и поклонения! Если цветы и травы появлялись и исчезали на глазах
человека, то мимо растущих деревьев успевало пройти не одно поколение людей.
Деды, а потом внуки видели, как становились все выше и толще деревья,
ежегодно одаривая всех плодами. В холода они умели сбрасывать листву,
засыпая терпеливым сном, чтобы с новым теплом ожить снова. Неудивительно,
что для людей деревья стали воплощением силы, плодородия, вечной жизни!
Самое старое дерево живет на Земле более шести тысяч лет". Твой предок и
соплеменник, Инко Тихий, пробывший в холодном сне время смены четырехсот
поколений людей, пережил всего лишь два поколения таких деревьев. Как же
можете вы, мариане, из-за нелепого страха добровольно отказаться от такой
радости, как растения?!
- Горячи и проникновенны твои слова. Пришелец. И больно ранят они нас,
мариан, не могущих выйти на поверхность Мара, где воздух отравлен и где -
увы! - невозможно им так радостно общаться с растениями, как человеку на
Земле, столь осчастливленному и столь ненасытному.
Слова жреца глубоко запали в душу моего пылкого друга. Я видел, как
задумался он и как сверкнули его глаза озарением, которое, как узнал я много
позже, вылилось в План Великого Преображения Марса.
Таков был Даль, прошедший со мной рядом три четверти земного века.
И как мало времени досталось нам с Эрой! Какой-нибудь земной год,
который для нее оказался длиной во всю ее оставшуюся жизнь...
Все же, по ее признанию, она была счастлива, увидев своими глазами
космическое "переливание крови" и Море Смерти, превращенное в Поток Жизни.
Но не потому ли погибла Эра так скоротечно, что побывала в Антарктиде и
глубинах Марса, так много перенеся там?
Сколько раз я задавал себе этот вопрос!
Все в жизни связано и вытекает одно из другого. Не будь несчастья в
Антарктиде, не спасай Эра меня, перенапрягаясь выше всякой меры, не отдай
она мне свою кровь, не отравись она, наконец, аммиачной и углекислой
атмосферой на Марсе, может быть, и не сказались бы так трагически внутренние
изменения ее организма, вызванные неудачными попытками пробуждения Эры
одновременно со мной!
Да, всего этого можно было бы избежать... если бы Эра не была сама
собой.
Как противоречива и вместе с тем как цельна ее натура!
Отнюдь не подготовленная к тяжелой Миссии Разума, она все же входит в
ее состав, чтобы быть вместе со мной, которого полюбила еще на Маре. В
дальнейшем ей пришлось побеждать себя на каждом шагу. Начиная со встречи в
космосе с блуждающим ледяным трупом древней фаэтессы. Эра испугалась ее так,
что даже не могла пойти на базу Фобо. А вот женщина Земли Эльга Сергеевна
бесстрашно препарировала эту замороженную мумию. Однако та же самая Эра без
всяких колебаний отказалась отпустить меня одного к костру лесного охотника
кагарачей и безмятежно заснула, как и я, у порога его хижины.
Она рядом со мной, когда рушатся стены Города Солнца, когда наступает
яростное море с одной стороны и низвергается всесжигающая Огненная река - с
другой. И естественно, просто становится она моей подругой жизни на
обреченном корабле инков во время всеобщего потопа.
И всегда я чувствовал ее нежную верную руку, когда переплывали мы
океан, сначала на корабле, потом на плоту, наконец, просто вплавь в кипящем
пеной проливе у рифов острова Фату-Хива, видя вздыбленные бревна и два
перышка в волосах инков.
Рука об руку поднимались мы с ней по беломраморным ступеням к
причудливому храму Тысячи Крыш, в портике которого нас ждала "многорукая"
(по представлению людей) богиня, наша Первая Мать Мона, ставшая потом
Моной-Запретительницей, чтобы оградить мариан от жестоких людей, которые
когда-нибудь придут на Мар.
И люди пришли на Марс!
Я размышляю обо всем этом, сходя по сброшенному с корабля "МАРЗЕМ-976"
трапу на поверхность Марса.
Эра могла бы быть со мной, она могла бы увидеть то, что открылось
сейчас мне и Далю, человеку Земли.
Какие изменения произошли за четверть земного века.
Разрослись марсианские леса неимоверной вышины. Кроме круглых,
кратерных озер, появились реки, извилистые, поросшие гибким кустарником,
местами дугой переброшенным с берега на берег. И что самое главное: всюду в
листве рассыпаны крыши домиков, легких и уютных, которые построили люди для
своих братьев, марсиан, отдавая им Долг Разума за спасение Земли от
столкновения с Луной.
Население Марса будет пока ничтожно мало по сравнению с его просторами,
ждущими своих хозяев, потомков фаэтов. Фаэты - это ведь сыны Солнца! Под
солнцем и жить им отныне на Марсе.
Первыми выходят старцы, седобородые, низкорослые, бледные. Они щурятся
от непривычно яркого света, вдыхают живительный воздух, напоенный
незнакомыми запахами, и даже хватаются за грудь, словно ожегшись.
Конечно, до того уже немало марсиан выходило без скафандров в новую
атмосферу, самоотверженно доказав ее безвредность. Но массового выхода
глубинных жителей на поверхность еще не было. Реакция тех, кто впервые дышит
под небом, непосредственна.
Все гуще толпа, жмущаяся к утесу и словно боящаяся отойти от привычных
пещер. С удивлением смотрят обитатели недр на диковинные скопления воды в
кратере и складках местности.
Некоторые, выйдя из толпы, осторожно подходят к воде, нагибаются,
зачерпывают ее рукой, пьют, брызгают себе в лицо, потом на соседа... Ведь
там, в глубине, каждая капля воды считалась бесценной, а здесь... щедро
подаренная людям вода разлилась реками, заполнила огромные водоемы, напитав
не только поверхность планеты, но и ее новую атмосферу: В небе плывут
облака. Они тоже кажутся удивительными тем, кто никогда не видел неба.
Какие поразительные, живые рисунки кисти неповторимого художника
неистощимой фантазии - Природы!
Они меняют свои очертания, никогда не повторяясь.
А солнце! Солнце, которое они скрывают лишь на мгновение! Что может
быть ярче этого светильника, источающего с неба, а не со свода пещеры, свет
и тепло! Говорят, на Земле оно вдвое больше. Это вообще невозможно
представить!
Новые хозяева входят в предназначенные им, разбросанные там и тут в
лесной чаще дома. Они искусно вплетены в живую природу, составляют как бы ее
часть. И они кажутся чудом, ничем не напоминая пещеры и выбитые в камнях
кельи.
В просторных светлых комнатах легко укрыться от солнца или от дождя,
этого чуда, когда с неба сказочно льется сама собой бесценная для глубин
влага.
И, наконец, из шлюзов выпускают детей. Щебечущая ватага вырывается из
распахнутых ворот и застывает в изумлении. Ребятишки-то не знали, чего им
ждать. Мгновенная тишина сменяется ликующими воплями.



Малыши рассыпаются повсюду, храбро осваиваясь с новой природой, притом
непостижимо быстро.
Некоторые уже лезут на деревья, хотя видят их впервые. Другие валяются
в траве, устраивают свалку, затевая борьбу или бег взапуски. И все это со
смехом, криком.
Девочки бродят среди цветов. Их тут целые поляны.
И не надышаться здесь пьянящим, медвяным запахом!
Кто и когда мог научить марсианок вить венки? Откуда эта
изобретательность и чувство красоты? Цветы украшают, цветы - символ радости,
символ любви! И рядом вода! Сколько угодно воды! Больше, чем можно было
представить самому пылкому воображению!
Взрослые пытаются сдержать детей. Никто из них еще не умеет плавать, и
даже не знает, что это такое.
И тем не менее их ватаги устремляются к озеру!
Самые отчаянные влетают в воду с разбегу, разбрызгивая ее, вздымая
клубы тумана. И носятся по мелководью с хохотом, визгом, криками радости.
Марсиане получили земную воду, марсиане дышат воздухом под собственным
небом!
Так разве не лучше ли было хоть сто лет подряд слать с Земли в космос
ракеты Жизни вместо того, чтобы за сто минут погубить ракетами Смерти жизнь
на Земле или даже уничтожить всю планету, как случилось с Фаэной?
Не так ли, Даль? Не так ли, Мада? Не так ли, Аве? Не так ли, Эра?
Но только Даль отвечает мне:
- Прав, тысячу раз прав один из наших видных ученых, говоря, что
"нельзя допустить, чтобы люди направляли на свое собственное уничтожение те
силы природы, которые они сумели открыть и покорить".
Никто из резвящихся в воде марсианских ребят не знал ни о Жолио-Кюри,
ни об этих его словах, но новую радость жизни подарили им люди, понявшие,
чему должны служить знания.
И я с этими людьми всей душой до того самого мига, когда рядом с Эрой
займу свое место в межзвездном мавзолее, который отыщут в космосе мои земные
друзья.
Дай руку мне, Даль! Мы - братья!

Октябрь 1968 г. - февраль 1971 г.
Москва - Абрамцево

ПОСЛЕСЛОВИЕ АВТОРА


Двадцать лет прошло уже с того дня, как я приступил к "ФАЭТАМ".
Прочитав теперь роман как бы из другого времени, переживаю снова встречу с
великим физиком XX века Нильсом Бором, которая произошла в конце 1961 года,
и с особой остротой ощущаю современные наши беды и чаяния.
Леонид Соболев описал нашу беседу с Нильсом Бором, как живой ее
свидетель. Вижу на старой фотографии рядом с Семеном Кирсановым, Борисом
Агаповым, Георгием Тушканом и другими нашими соратниками, в самом центре ее,
прославленного ученого, Копенгагенскую "школу" которого считали за честь
пройти выдающиеся физики первой четверти нашего века. Высокий лоб, усталый
взгляд проницательных глаз, средоточие мудрости знания. Рядом - его
преданная супруга, бежавшая вместе с ним на парусной лодке из оккупированной
гитлеровцами Дании. За океаном он сделал бесценный вклад в создание атомной
бомбы. Но он же в числе первых и отверг ее применение.
Соболев вспоминал, как я задал вопрос Нильсу Бору: допускает ли тот,
что планета Фаэтон, на орбите которой остались в виде кольца астероидов лишь
ее обломки, разрушилась из-за взрыва океанов, вызванного взрывом в их
глубине мощнейшего термоядерного устройства, во время ядерной войны ее
обитателей?
Нильс Бор серьезно ответил:
- Я не исключаю такой возможности, но если бы это было и не так, то все
равно ядерное оружие надо запретить.
Это послужило мне толчком для создания "Гибели Фаэны", а потом и других
частей романа "Фаэты", где представлены как земные катаклизмы, так и пути
возвращения первозданной природы Марса.
Но об одном ли Марсе может идти теперь речь?
Не подумать ли нам о Земле, как Далька о Марсе? Не вернуть ли ей
первозданную красоту и щедрость?
Бездумное развитие цивилизации веками уродует Природу. Во имя
сиюминутных выгод, в ненасытном стремлении иметь все больше энергии,
металла, хлопка, химических средств, для комфорта насилуется плодородие
земли, возникают "рукотворные моря", поглощая целые страны плодородия с
городами и селами, исчезают природные моря (Аральское!), и как бы в отместку
превращая в пустыни те же хлопковые поля, ради орошения которых лишилось
былое море животворных вод.
Мелеют и засоряются великие реки, стал "сточной канавой" поэтический
Рейн, отравлены Великие Озера в Америке, и проносимые над ними кислые дожди
губят все живое. Но страшнее всего, что гибнут и океаны с просторами
обитания планктона и водорослей, которые поглощали избыток углекислоты. И
она скапливается теперь в верхних слоях атмосферы, создавая "парниковый
эффект", не пропуская тепловых излучений Земли, перегревая планету. И
поэтому ныне ей грозят климатические катаклизмы с затоплением целых стран.
Уже в настоящее время ощутимы первые сигналы разгневанной Природы. Миллионы
людей страдают от наводнений в Бангладеш, небывалой жары и холода в США или
Африке, от опустошительных ураганов в Карибском бассейне. А бесчисленные
энергоустановки продолжают сжигать топливо и вместе с сотнями миллионов
автомобильных двигателей пополнять смертоносный слой углекислоты, уже не
поглощаемой поредевшей земной растительностью.
Земле грозит не только ядерная война!
И если верить тому, что люди способны возвращать к жизни умершие
планеты вроде Марса, то не задуматься ли читателям о судьбе собственной
Земли, не встать ли им в ряды тех, кто, подобно Дальке Петрову, готов отдать
свои силы преображению планет. И в первую очередь, своей родной планеты.
Автор

Сканировано с издания: А.П.Казанцев "Собрание сочинений в 3-х томах". -
Москва, "Детская литература", 1989г. - Т.1. 496с. ISBN 5-08-001356-7
(Художник Ю.Г.Макаров)

_________________
Братство Б.У.Х.О.Л.О.Г.И.
"Всякий слышит лишь то, что понимает". ПЛАВТ, (III в. до н.э.)
"... и тот, у кого нет меча, пусть продаст свою одежду и купит меч" Евангелие от Луки


          Вернуться наверх  
 
 
Начать новую тему Ответить на тему


minimize

Быстрый ответ

Быстрый ответ
Заголовок:
Сообщение:
 
 




Кто сейчас на форуме

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 1


Показать сообщения за:  Сортировать по:  
Перейти:  

Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения
Вы не можете добавлять вложения


cron
top.mail.ru Рейтинг@Mail.ru Яндекс цитирования Rambler's Top100